Я часто спрашиваю себя, почему не ушел из компании в конце 1975 года, почему я обрек себя на участь, которую уготовил мне Генри? Как я мог позволить этому типу распоряжаться моей судьбой и коверкать ее?
Теперь, оглядываясь назад, я просто не могу себе представить, как выжил в те годы. Моя жизнь тогда была столь иррациональной и неустойчивой, что я стал записывать каждый свой шаг. Мэри не уставала мне повторять: Следи за всем, что происходит. Когда-нибудь у тебя возникнет желание написать книгу. Никто не поверит тому, какие невзгоды выпали на нашу долю.
Итак, почему я попросту не сбежал? Во-первых, как и всякий человек, оказавшийся в тяжелой ситуации, я надеялся, что все уладится. Быть может, Генри одумается. Или совет директоров решится сказать свое слово.
Другой сценарий, который я себе воображал, состоял в том, что брат Генри Форда, Билл, владевший вдвое большим пакетом акций, чем Генри, однажды заявит: Послушайте, мой брат свихнулся. Следует его заменить. Я знаю, что эта мысль приходила Биллу в голову. Но он никогда не пытался ее реализовать.
Почему же я остался? Отчасти потому, что не мог представить даже возможности работать где-либо в другом месте. Всю свою сознательную жизнь я провел в компании Форд, и здесь мне хотелось продолжать работать. Мустанг, Марк III и Фиеста были моими детищами. У меня, кроме того, здесь было много союзников. Поставщики продолжали получать крупные заказы. Дилеры заявляли: Мы никогда так не преуспевали. Менеджеры получали небывало большие премии. Поскольку я не был неким божеством, имевшим магическую власть над всеми этими людьми, то мог заключить, что своей популярностью среди них обязан собственной компетентности в выполнении своих функций. Несмотря на мои нелады с Генри, я получал большое удовлетворение от моих достижений в фирме.
Я не ожидал полного разрыва, но если бы он произошел, то был готов к нему. Я понимал, насколько ценен для компании. По всем разумным критериям я для компании был гораздо важнее, чем Генри. По наивности я льстил себя надеждой, что, поскольку наша фирма представляла собой акционерное общество, победу должен был одержать наидостойнейший.
К тому же мне не было чуждо чувство корысти. Мне доставляли удовлетворение выгоды, приносимые постом президента.
Мне было приятно получать дополнительные доходы, связанные с этим постом, иметь персональную стоянку для машины, отдельную ванную, пользоваться услугами официантов. Я избаловался, шикарная жизнь изнежила меня.
И я считал почти невозможным оставить должность, которая давала мне годовой доход в 970 тысяч долларов. Хотя мне принадлежал лишь второй пост в компании, занимавшей в автоиндустрии второе место, я фактически зарабатывал больше, чем председатель совета директоров Дженерал Моторс. Я так жаждал получать один миллион долларов в год, что потерял чувство реальности.
Я абсолютно убежден, что жадность наихудший из семи смертных грехов.
Очевидно, в самом моем характере крылась какая-то слабость. Люди говорят, что я тверд как кремень, когда дело доходит до решительной схватки. Но куда же подевалось это замечательное качество, когда оно мне действительно было нужно?
Быть может, мне следовало бороться, наносить Генри ответные удары? Мэри всегда хотела выбить Генри из седла. Достаточно твоего слова, говорила она, и я разорву его на куски. Знаю, что это стоило бы тебе твоего поста, но все мы но крайней мере почувствовали бы облегчение.
Между тем Генри все еще был исполнен решимости избавиться от меня. Когда расследование не достигло поставленной им цели, он, очевидно, подумал: Этот парень сам не уходит, а посему мне придется испробовать что-нибудь другое. Так просто уволить его я не могу, поскольку он слишком популярен. Следовательно, остается применить хирургические методы. Я стану поочередно отрезать отдельные части его тела, и он даже не заметит их отсутствия.
Как выяснилось, такими частями моего тела оказались реальные люди. Ходили слухи, что Генри имел черный список любимчиков Якокки. Вскоре я узнал, что это были отнюдь не только слухи.
Однажды без всякой видимой причины Генри набрал номер телефона Лео Артура Келменсона, президента фирмы Кениоп энд Экхард, нашего агентства по рекламе продукции отделения Линкольн-Меркьюри.
Келменсон,
прорычал Генри, увольте Билла Уинна.
Следует заметить, что Билл Уинн был одним из
моих самых близких друзей. Когда-то мы с ним
жили в одной комнате в Анн-Арборе. Лишь за
два дня до телефонного звонка Генри фирма
Кенион энд Экхарт приняла Билла к
себе на службу для разработки специальных
рекламных программ. До этого он возглавлял
собственную рекламную фирму. Он часто
принимал участие в подготовке наших
ежегодных театрализованных шоу для дилеров
и всегда превосходно справлялся со своим
делом.
Келменсон сообщил мне об увольнении Билла как раз в тот момент, когда я собирался выступить с речью перед группой менеджеров на конференции, организованной университетом штата Мичиган. Пока я произносил в тот вечер речь, мысли мои постоянно возвращались к Биллу.
Я не мог понять, зачем Генри это сделал. Билл Уинн был очень покладистым человеком. Ничего в нем не было вызывающего. У Генри не могло возникнуть столкновения с Биллом, так как он никогда в глаза его не видел, Более того, Билл всегда блестяще выполнял любое поручение, какое мы ему давали.
Затем меня осенило. Произвольное решение Генри уволить Билла Уинна было не чем иным, как неуклюжей и косвенной атакой на Ли Якокку.
Выходка с Биллом Уинном явилась первым залпом в длительной войне на истощение, которая фактически разгоралась на протяжении всего 1976 года. Если бы у меня на этот счет и оставались сомнения, то последовавшее нападение Генри на Хэролда Сперлиха уже окончательно раскрыло мне глаза.
Хэл Сперлих один из тех детройтских деятелей, о которых говорят, что он сам заводится. Он работал со мной на протяжении 60-х и 70-х годов в качестве конструктора и плановика по разработке новых изделий. Он сыграл решающую роль в создании ряда новых моделей, особенно Мустанга и Фиесты.
Хэл столь талантлив, что его трудно перехвалить. Он, возможно, самый выдающийся автомобильный специалист в Детройте. Он стремителен, как ртуть, и обладает непревзойденной способностью схватить суть дела, причем раньше других.
Одна из моих обязанностей как президента компании Форд состояла в том, чтобы вести заседания комиссии по планированию разработки новых моделей. На этих заседаниях Хэл Сперлих сидел слева от меня, а Генри справа. Время от времени Генри либо утвердительно кивал головой, либо недовольно ворчал. Он редко пространно высказывался на таких заседаниях, но его жесты и издаваемые им звуки говорили о многом. По существу, люди обычно больше обращали внимание на выражение лица Генри, чем на любые выдвигавшиеся идеи.
Было очевидно, что Генри относился недоброжелательно как к самому Сперлиху, так и к его предложениям. Хэл был дерзок и не проявлял особенного почтения к королю. Он пытался это дипломатично скрыть, но все ясно понимали происходившее: Сперлих, обладавший большими познаниями в автомобильном деле и неимоверным чутьем перспективы, неизменно подталкивал нас в направлении разработки малогабаритных моделей, но именно к этому меньше всего готов был прислушиваться сам Генри.
Однажды, после заседания комиссии но планированию разработки новой продукции, Генри пригласил меня к себе в кабинет. Ненавижу этого чертова Сперлиха, произ- нес он, и я не хочу, чтобы он сидел рядом с вами. Он вечно жужжит вам в ухо. Я не желаю, чтобы вы вдвоем постоянно набрасывались на меня.
У меня практически не
оставалось иного выбора, как позвать
Сперлиха и сообщить ему это известие.
Хэл, сказал я ему, понимаю, что
это звучит смешно, но вам больше нельзя
сидеть рядом со мной на заседаниях.
Сказанного было достаточно, больше
углубляться в эту тему я не хотел. Хэл был,
несомненно, самым ценным игроком в нашей
команде, и я ни в коем разе не хотел
отправлять его на скамейку запасных.
В дальнейшем единственное, что я мог сделать для спасения Хэла, это вовсе убрать его из поля зрения Генри. Я поручил ему выполнить ряд заданий в Западной Европе, и вскоре он стал нашим постоянным разъездным уполномоченным но делам фирмы за Атлантикой. Какая бы проблема ни возникала там, Хэл отправлялся и успешно решал ее. Его величайшей удачей была Фиеста, хотя все, что бы он ни делал, завершалось блестящими результатами.
Вскоре, однако, Генри
вызвал меня и приказал уволить Хэла
Сперлиха.
Генри, взмолился я, это же
ребячество. Хэл лучший из наших
специалистов.
Увольте его незамедлительно,
произнес Генри. Это было во второй половине
дня. Мне нужно было уходить, чтобы поспеть
на самолет в Нью-Йорк. Я спросил Генри, можно
ли это отложить до моего возвращения.
Если вы не в состоянии уволить его
немедленно, ответил Генри, вас
вышврнут отсюда вместе с ним. Понимая,
что это безнадежно, я все же попытался
вразумить Генри. Сперлих сделал Мустанга,
продолжал я настаивать. Он добыл нам
миллионы.
Прекратите нести собачий бред,
прорычал Генри, Я его терпеть не могу. И
вам вовсе не следует знать почему. У меня
просто такое чувство.
Хэл воспринял это очень тяжело. Хотя оба мы могли предвидеть такой исход, всегда живешь с надеждой, что, если ты свое дело делаешь хорошо, справедливость обязательно восторжествует. Хэл искренне полагал, что его способностей вполне достаточно, чтобы он мог работать в компании Форд, даже если он боссу и не но душе. Но он забывал, что мы работали в условиях диктатуры.
Это дерьмовое отродье, сказал я Сперлиху. Мне, очевидно, придется уйти вместе с вами. Я занимаю более высокий пост, но вынужден возиться в тех же отбросах. Быть может, Генри делает вам благо. В более демократичной обстановке ваш талант будет по достоинству оценен и вознагражден. Сейчас в это трудно поверить, но когда-нибудь, оглядываясь на сегодняшний день, вы, возможно, будете благодарны Генри за то, что он вас выгнал.
Очевидно, я оказался пророком. Вскоре после увольнения Хэла президент корпорации Крайслер пригласил его на ленч. В начале 1977 года он приступил к работе в фирме Крайслер. Хэл сразу же занял ведущее место в планировании разработки их малогабаритных моделей и сделал все в этой компании, что собирался совершить в компании Форд.
Менее чем через два года мы снова работали с Хэлом вместе. Сегодня он президент корпорации Крайслер. И но счастливому стечению обстоятельств переднеприводные автомобили, особенно новые мини-фургоны Т-115, те самые модели, которые Генри никогда не позволил бы ему сконструировать в компании Форд, неуклонно съедают все большую долю рынка фордовских машин.
В начале 1977 года Генри объявил войну. Он привлек Маккинси энд К╟, консультативную фирму но проблемам управления предприятиями, и поручил ей разработать план реорганизации нашей системы высшего руководства. Когда они завершили свою работу, один из ведущих менеджеров этой фирмы оставил мне на столе маленькую записку, смысл которой сводился к следующему: Держитесь, Ли. Будет нелегко. Ваш босс абсолютно тоталитарный диктатор, и я не понимаю, как вам удастся это переносить.
Потратив месяцы на изучение и получив пару миллионов вознаграждения, фирма Маккинси представила свои рекомендации. Ее план предусматривал создание тройки, этакого института высшего управления в составе трех членов, взамен действовавшей схемы председателя совета директоров и президента компании.
Новая структура была официально введена в апреле. Генри, разумеется, сохранил посты председателя совета директоров и главного директора-распорядителя. Фил Колдуэлл был назначен вице-председателем правления, а я остался президентом.
Каждому из нас был определен свой круг обязанностей. Но главное изменение и явная причина введения новой структуры было сформулировано в изданном Генри меморандуме, который уточнял, что вице-председатель правления в отсутствие председателя выполняет функции главного директора-распорядителя. Иными словами, если Генри был первым среди равных, Фил Колдуэлл стал теперь вторым.
Возведение Колдуэлла в ранг второго лица в компании привело к тому, что моя борьба с Генри приобрела открытый характер. До этого она велась партизанскими методами. Но теперь Генри осмелел. Вся реорганизация структуры высшего управления явилась не больше чем декоративным и дорогостоящим способом урезать мои полномочия в светски приемлемой форме. Не выступил против меня прямо, Генри сумел поставить Колдуэлла надо мной.
Это была настоящая пощечина. Каждый раз, когда устраивался официальный обед, Генри восседал во главе первого стола, Колдуэлл во главе второго, а меня низвели до третьего. Это было публичное унижение, как если бы меня поставили в положение заключенного, вывезенного на всеобщее обозрение в центре города.
Он наплевал мне в душу. Он наплевал в душу моей жене и моим детям. Они понимали, что я оказался в тяжелом положении, но во все детали я их не посвящал. Я не хотел волновать их. Я истязал себя, но не сдавался. Возможно, с моей стороны это было проявлением гордости, быть может, даже глупости, но я не намеревался уползти из фирмы с поджатым хвостом.
Высшее управление компании превратилось в чудовище о трех головах. Это было просто смехотворно, что Колдуэлл, прежде работавший в моем подчинении, внезапно оказался выше меня без всякого видимого основания, разве лишь по злому умыслу. Наедине я сказал Генри, что его новая структура является большой ошибкой. Однако, по своему обыкновению, он попытался успокоить меня банальностями вроде: Не тревожьтесь, в конце концов все уладится.
Хотя внутри у меня все кипело, на людях я защищал новую структуру. Людей, работавших со мной, я заверял, что новая административная организация вполне хороша.
Нет ничего удивительного в том, что введенная структура высшего управления долго не просуществовала. Уже в июне 1978 года, через четырнадцать месяцев после ее утверждения, Генри провозгласил еще одно изменение в высшем руководстве. Вместо трех наша команда теперь состояла уже из четырех участников. Новым оказался Уильям Клей Форд, младший брат Генри. Билла (Уильяма) ввели в ее состав, чтобы сохранить в ней присутствие семьи Форд на случай болезни или смерти Генри.
Теперь меня спустили на четвертое место в иерархии власти. Более того, я уже оказался подотчетен не Генри, а Филу Колдуэллу, для которого был учрежден пост заместителя главного директора-распорядителя. Мое унижение было полным, Генри даже не потрудился поставить меня в известность об этой новой реорганизации почти до самого момента ее публичного объявления.
Когда он наконец
сообщил мне об этом, я ему сказал:
Полагаю, что вы совершаете большую
ошибку.
Это решение мое и совета директоров,
оборвал он меня.
Он применял тактику нарезки салями тонкими ломтиками, так сказать, тактику мелких укусов. Меня методически препарировали. Каждый день я обнаруживал, что мое тело лишилось еще одной части. Я дал понять, что впредь не намерен с этим мириться.
Через четыре дня, 12 июня, Генри провел встречу с девятью нашими внешними членами правления и сообщил им, что намерен меня уволить. На сей раз они заняли твердую оборону и заявили ему: Нет, Генри, вы делаете ошибку. Давайте спустим это на тормозах. Мы переговорим с Ли. Мы все уладим. Пойдите и извинитесь перед ним.
Генри в тот день сказал Франклину Мэрфи: Сегодня мой совет директоров выступил против меня.
Назавтра Генри пришел ко мне в кабинет, причем это случилось лишь в третий раз за восемь лет. Давайте пойдем на мировую, обратился он ко мне.
Совет директоров решил, чтобы я вместе с одним из его членов попытался преодолеть возникшие трудности. На протяжении следующих двух недель я встречался с
Джозефом Каллмэном, председателем нью-йоркской компании Филип Моррис, и Джорджем Бепистом, президентом бостонской фирмы Стэйт стрит инвестмент корпорейшн. Эти встречи не составляли никакой тайны. Идея таких встреч принадлежала им. Для встречи с каждым из них я летал на самолете компании Форд и представлял для оплаты соответствующие счета, так что они просто регистрировались.
Показной мир длился один месяц. Вечером 12 июля 1978 года Генри устроил обед для внешних членов совета директоров, как он это делал ежемесячно накануне заседания правления. И он снова заявил, что намерен меня уволить. Теперь он выдвинул обвинение, будто я затевал заговор против него, встречаясь с внешними директорами за его спиной, хотя эти директора сами просили меня о встрече с ними. Он заявил также, что между нами всегда существовала психологическая несовместимость.
И на этот раз несколько членов совета возражали ему. Они при этом ссылались на мою лояльность и ценность для компании. Они просили Генри восстановить меня в прежнем положении второго лица в корпорации.
Генри разгневался. Он не привык к противодействию со стороны правления. Или я, или он, прорычал он. Даю вам двадцать минут на окончательное решение. Затем он стремительно выбежал из зала заседания.
До сих пор Генри не осмеливался уволить человека, принесшего ему столько прибыли, явившегося отцом Мустанга, Марка и Фиесты, обладавшего в фирме такой большой популярностью. Полагаю, что он сам не был уверен, удастся ли ему это осуществить.
Но в конце концов он сорвался и закусил удила. Ход его мыслей, очевидно, был таков: У меня на мои попытки убрать его ушло три, целых три года, а этот тип все еще здесь! Когда же ему не удалось заставить меня самого уйти из фирмы, он наконец-то решился лично перейти в наступление и захватить мои позиции. Впоследствии он всегда мог подыскать этому оправдание.
Той же ночью мне позвонил Кит Крейн. Это был издатель Отомоутив ньюс - отраслевого еженедельника автоиндустрии. Это правда? спросил он.
Мне сразу стало ясно, что он имел в виду. Крейн был близким другом Эдсела, сына Генри, и у меня блеснула догадка, что Генри надоумил Эдсела дать просочиться информации через Крейна. Таким образом, весть о моем же увольнении должна была дойти до меня косвенно, через прессу.
В этом был весь Генри. Он хотел, чтобы решение о моем увольнении стало мне известно не от него непосредственно, а со стороны. Генри был мастером действовать чужими руками. И в данном случае король решил не пачкать руки в делах большой государственной важности.
На следующее утро я, как обычно, отправился на работу. В офисе не чувствовалось никаких признаков дурных перемен. Ко времени ленча я уже начал подумывать, не был ли Кит Крейн введен в заблуждение. Но около трех часов дня секретарь Генри пригласил меня к нему в кабинет. Вот оно, подумалось мне.
Когда я вступил в святая святых, Генри и его брат Билл сидели за мраморным столом совещаний, и на их лицах было выражение, означавшее: чем-то воняет. Вид у них был напряженный и нервозный. Странно, по мне стало легко на душе. Я уже был предупрежден. Я знал, что мне предстоит. Эта встреча лишь должна была официально подтвердить предрешенное.
Для меня явилось неожиданностью лишь то, что при объявлении об увольнении присутствовал Билл, но в этом заключался определенный смысл. Его присутствие представляло способ дать мне понять, что решение принято не одним Генри, а семьей. Билл был держателем крупнейшего в компании пакета акций, а поэтому его присутствие здесь носило также оттенок определенной политики. Если Билл соглашался с решением своего брата, у меня уже не оставалось выхода.
К тому же Генри требовался свидетель. Обычно он предоставлял делать за себя грязную работу другим, особенно мне, и вместо него объявлять людям об увольнении. Но на сей раз он действовал лично. Вероятно, пребывание Билла в кабинете облегчало ему задачу сообщить мне о моем изгнании.
То обстоятельство, что здесь присутствовал Билл, облегчало и мое положение. Он меня очень высоко ценил и к тому же был моим добрым другом. Билл прежде уже обещал мне, что когда встанет вопрос об увольнении а мы оба знали, что этот вопрос встанет, он будет за меня драться. Мне было ясно, что полностью рассчитывать на его поддержку нельзя, так как Билл никогда в жизни не выступал против Генри. И все же у меня еще слегка теплилась надежда, что он вмешается.
Когда я уселся у стола, Генри стал мямлить и бормотать что-то невнятное. Он никогда лично никому не объявлял об увольнении и теперь не знал, с чего начать. Наконец он промолвил: Бывают случаи, когда мне приходится поступать по-своему. Я решил реорганизовать компанию. Это одно из тех решений, которые очень не хочется принимать, но которые в любом случае принимать надо. Мы с вами составляли прекрасную пару. Я посмотрел на него с недоверием. Но полагаю, что вам следует уйти. Так будет лучше для компании.
За все сорок пять минут нашей беседы он ни разу не употреблял выражение: Вы уволены.
В чем же все-таки дело? задал я вопрос. Но Генри не мог мне привести никаких доводов в пользу своего решения. Это личное, вымолвил он, и мне нечего больше вам сказать. Просто это один из таких случаев.
Однако я продолжал настаивать. Я хотел вынудить его сформулировать причину, так как был уверен, что сколько-нибудь убедительных доводов у него нет. В конце концов он пожал плечами и произнес: Ну, просто случается, что кто-нибудь вам не нравится.
У меня оставалась лишь только одна карта: Почему здесь присутствует Билл? Я бы хотел знать, что он об этом думает.
Я уже принял решение, сказал Генри. Я почувствовал огорчение, но отнюдь не удивление. Ведь кровь гуще воды, а Билл принадлежал к династии.
У меня есть определенные права, заявил я, и я надеюсь, что из-за этого не возникнет спора. Меня заботил вопрос о пенсии и о причитающихся мне выплатах.
Это мы можем уладить, ответил Генри. Мы договорились, что официально я выхожу в отставку с поста президента компании с 15 октября 1978 года в день, когда мне исполнится пятьдесят четыре года. Выйди я в отставку раньше этого дня, я лишился бы значительной суммы денег.
До этого момента беседа наша протекала удивительно спокойно. Затем я перехватил инициативу и воспроизвел перечень моих достижений, принесших успех Форд мотор компани. Я напомнил Генри, что мы только что завершили два самых удачных года в истории фирмы. Мне хотелось втолковать ему, что именно он выбрасывает за борт.
Завершив свою речь, я потребовал: Посмотрите на меня. На протяжении всей моей речи он избегал встречаться со мной взглядом. Поскольку мне было ясно, что это наш последний разговор, я повысил голос.
Сейчас вы на вершине успеха, сказал я. Мы только что второй год подряд выручили 1,8 миллиарда долларов, а за последние два года 3,5 миллиарда долларов. Но запомните мои слова, Генри. Вам никогда снова не удастся получить 1,8 миллиарда. И знаете почему? А потому, прежде всего, что вы никакого представления не имеете, каким образом мы этого добились!
И это была сущая правда. Генри был большой мастер тратить деньги, но никогда не понимал, как они добываются. Он просто сидел в своей башне из слоновой кости и приговаривал: О Боже! Мы делаем деньги! Он неизменно сидел там и кичился собственной властью, но ведать не ведал, что приводит в движение механизм компании и как он действует.
Уже перед самым завершением встречи Билл предпринял честную попытку изменить мнение брата. Но попытка была и слабая, и запоздалая. Когда мы покидали кабинет Генри, у Билла в глазах стояли слезы. Этого не должно было произойти, повторял он, Генри безжалостен.
Затем он успокоился и
выразил удивление: Вы вели себя там
очень сдержанно. Вы у нас работали тридцать
два года, а он даже не соизволил объяснить
вам причину увольнения. Вы его буквально
положили на обе лопатки. Никто за всю его
жизнь так не выкладывал ему в лицо всю
правду. Удивляюсь, как он это выдержал.
Спасибо, Билл, ответил я. Но я
мертв, а вы оба все еще живы!
Билл неплохой человек, но он из семьи Фордов, которая всегда сплоченно противостояла всему миру. Тем не менее мы с ним остались друзьями. Я знаю, что он действительно хотел, чтобы я продолжал занимать пост президента, точно так же как искренне считал, что ничего не может поделать, чтобы изменить решение брата.
Когда я вернулся и свой кабинет, мне стали звонить по телефону некоторые друзья и коллеги, расспрашивая о случившемся. Очевидно, весть о моем увольнении уже распространилась. Еще до конца рабочего дня Генри разослал высшим управляющим фирмы конфиденциальную записку, гласившую: С этого момента вы подчиняетесь Филипу Колдуэллу.
Кое-кто получил эту записку в своем кабинете. Но большинство обнаружило ее на переднем сиденье своих автомобилей в гараже для высших менеджеров. Некоторые потом говорили, что Генри лично спустился туда и разложил эти записки. Вероятно, это был для него единственный способ убедиться в том, что дело окончательно завершено.
Покидая в тот вечер здание штаб-квартиры компании, я испытывал огромное чувство облегчения. Благодарение Господу, с этим дерьмом покончено, сказал я себе, садясь в машину. Если уж мне суждено было быть уволенным, произошло это но крайней мере в подходящий момент. Мы только что завершили самое удачное полугодие в истории компании.
Когда я приехал домой, мне позвонила Лия, моя младшая дочь, которая находилась в спортивном лагере; это было ее первое пребывание вдали от дома. Она услышала по радио сообщение о моем увольнении и плакала навзрыд.
Оглядываясь назад па эту ужасную неделю, я острее всего вспоминал плач Лии по телефону. Я ненавижу Генри за то, что он мне причинил. Но еще больше ненавижу я его за то, как он это сделал. Я был лишен возможности посидеть и поговорить об этом с моими детьми до того, как о моем увольнении узнал весь свет. Этого я ему никогда не прошу.
Лия была не только
опечалена. Она сердилась на меня за то, что я
ей заранее не сказал о предстоящем
увольнении. Она не могла поверить, что я не
знал заранее о возможности такого решения.
Как это ты не мог знать? спрашивала
она. Ты ведь президент крупной компании.
Ты всегда знаешь, что в ней происходит!
Но не в данном случае, милая.
Ей досталась очень трудная неделя. Я подозреваю, что ребята испытывали какое-то садистское удовольствие от того, что дочери президента фирмы, всегда имевшей все самое лучшее, наконец ниспослано возмездие.
Вскоре стало ясно, что решение Генри о моем увольнении было принято им импульсивно, хотя в конечном счете оно было неизбежно. На той же самой неделе компания разослала средствам массовой информации рекламный бюллетень о Мустанге модели 1979 года. Внутри бюллетеня была помешена фотография, на которой я был запечатлен стоящим перед новым автомобилем. Однако когда несколько недель спустя Мустанг был продемонстрирован в салоне Хайат Ридженси в Дирборне, компанию там представлял Билл Бурк.
Говорят, что чем выше поднимаешься, тем больнее падать. Я на той неделе упал с большой высоты. Я сразу оказался в таком же положении, в каком был любой человек, которого я когда-либо сам увольнял.
Когда через несколько месяцев я пришел в корпорацию Крайслер, мне пришлось увольнять сотни менеджеров, чтобы удержать компанию на плаву. Я изо всех сил старался делать это как можно деликатнее. Впервые в своей жизни я узнал, в каком ужасном состоянии оказывается человек, которого увольняют.
После увольнения я испытывал такое чувство, будто перестал существовать. Такие характеризующие меня выражения, как отец Мустанга, уже нельзя было произносить вслух. Люди, работавшие в моем подчинении, коллеги, друзья боялись встречи со мной. Еще вчера я был героем. Сегодня я стал человеком, которого следовало во что бы то ни стало избегать.
Все понимали, что Генри готовился произвести массовую чистку сторонников Якокки. Всякий, кто полностью не порывал дипломатические и светские отношения со мной, рисковал быть уволенным.
Мои прежние друзья прекратили звонить мне по телефону, опасаясь, что он может прослушиваться. Заметив меня на какой-нибудь автомобильной выставке, они отводили глаза в сторону. Самые смелые подходили и быстро обменивались со мною рукопожатием. Затем они сразу же скрывались из виду, прежде чем фоторепортер из Детройт фри пресс сумеет сделать снимок. Ведь Генри мог увидеть такой снимок в газете и покарать нарушителя за то, что его засекли открыто общающимся с парией.
На той же неделе, когда
меня уволили, Уолтеру Мэрфи, одному из моих
ближайших сотрудников, в течение двадцати
лет возглавлявшему наш международный отдел
по связям с общественностью, однажды в
полночь позвонил Генри и спросил: Вы
любите Якокку?
Конечно, ответил Уолтер.
В таком случае вы уволены,
отрезал Генри.
На следующий день Генри отменил свое решение, но это показывает, в каком бешенстве он пребывал.
Несколько месяцев спустя два моих старых друга, Фред и Барнс Коди, устроили в мою честь банкет. Из фирмы Форд явились лишь несколько человек, причем только один из ответственных чинов, а именно Бен Бидуэлл. Он пошел на большой риск. Назавтра, когда он явился на службу, его вызнали на ковер. Ему предложили перечислить всех, кто присутствовал на банкете.
Этим дело не ограничилось. Штатный массажист фирмы, большой мой приятель, в течение года или двух продолжал приходить ко мне домой. Но однажды в воскресенье он не явился. На мой звонок но телефону он ответил, что ему запретили ходить ко мне, и больше я его никогда не видел. Вероятно, кто-то сообщил начальству, что он продолжает приезжать ко мне и делать мне массаж, а он не мог позволить себе потерять свое место. Почти через четыре года после моего увольнения руководительница бригады стюардесс, обслуживавших самолеты компании, была отстранена от должности и переведена в рядовые стюардессы за то, что продолжала поддерживать дружеские отношения с моей женой и детьми.
Я еще долго болезненно переживал случившееся. Один из моих лучших друзей в фирме близко общался с моей семьей на протяжении двадцати пяти лет. Каждую пятницу вечером мы играли в покер. Наши семьи вместе проводили отпуск. Но с тех пор как меня уволили, он ни разу даже по телефону не позвонил. А когда в 1983 году умерла Мэри, он и на похороны не явился.
Мой отец любил повторять, что если ко дню вашей смерти у вас сохранится хотя бы пять настоящих друзей, ваша жизнь была счастливой. Я внезапно осознал, что именно он имел в виду.
Это был горький урок. Можно с кем-нибудь десятилетиями ходить в друзьях. Можно с ним делить удачные и плохие времена. Можно стараться защитить его, когда он попадает в трудное положение. А затем, когда сам попадаешь в беду, обнаруживаешь, что от него ни слуху ни духу, что его как не бывало.
В такие времена ставишь перед собою действительно жизненно важные вопросы. Если я сам еще оказался в состоянии все это перенести, то мог ли я лучше защитить членов своей семьи от таких страданий? Им выпала тяжкая доля. Вы наблюдаете, как болезнь вашей жены все обостряется первый сердечный приступ случился у Мэри менее чем через три месяца после моего увольнения, и нам становится страшно. Жестокий человек и жестокий рок вторглись в вашу жизнь и всю се перевернули.
После увольнения мне было очень муторно, я все ждал, чтобы кто-нибудь позвонил и предложил: Давайте встретимся и выпьем чашку кофе, мне ужасно неприятно, что все так произошло. Однако большинство моих друзей в компании покинули меня. Это было для меня величайшее потрясение в жизни.
До известной степени я понимаю их поведение. Не их вина, что компания представляла собой диктатуру. Они действительно рисковали потерять должность, если бы продолжали поддерживать связи со мной. У них были закладные на свои дома, и у них были дети, о которых надо было заботиться.
А что же сказать о членах совета директоров? Эти дяди были подлинными стражами Форд мотор компани. По идее, им надлежало представлять собой систему сдерживающих и уравновешивающих сил, в задачу которой входило не допускать вопиющие злоупотребления властью со стороны высшего руководства фирмы. Но, на мой взгляд, их позиция сводилась к следующему: Пока мы в безопасности, пока нас не трогают, мы станем следовать за лидером.
Почему они, когда Генри предложил правлению сделан, выбор между ним и мною, позволили ему уволить человека, к которому питали столь глубокое доверие? Быть может, они не в состоянии были помешать моему увольнению, но по крайней мере некоторые из них могли бы подать в отставку в знак протеста. Никто из них так не поступил. Ни один не сказал: Это возмутительно. Человек добывает нам пару миллиардов в год, а вы его увольняете? В таком случае и я ухожу.
В этом заключается одна из тайн, которую я хотел бы До конца жизни раскрыть, а именно: как удастся членам совета директоров по ночам спокойно спать? Почему, в самом деле, Джо Каллмэн и Джордж Беннет, Фрэнк Мэрфи и Картер Берджес не воспротивились решению Генри Форда? До сих нор не могу постигнуть, как могли члены совета директоров объяснить свое решение самим себе или кому бы то ни было.
После тою как я покинул компанию, лишь Джо Каллмэн, Мэриан Хискелл и Джордж Беинст перекинулись со мной несколькими словами. В тот день, когда я официально вступил на свой пост в корпорации Крайслер, Мэриан позвонила мне и пожелала удачи. Она была настоящая леди.
В добрых отношениях мы остались с Джорджем Беннетом из фирмы Стэйт стрит инвестмент. Он мне сказал:
Знаете, если бы у меня хватило мужества, я бы ушел вместе с вами. Но я возглавляю пенсионный фонд Форда, и меня бы сразу отстранили, если бы я последовал за вами в Крайслер.
После смерти Мэри я получил письмо от Билла Форда и записку от Франклина Мэрфи. И это было все. После всех долгих лет совместной работы это была единственная весточка от членов правления компании Форд в дни моей скорби.
На годичном собрании акционеров, последовавшем за моим увольнением, Рой Кон поднялся и задал Генри вопрос: Какую выгоду вы принесли держателям акций увольнением Якокки?
Но Генри лишь улыбнулся и ответил: Совет директоров поддержал мое решение, а остальное это конфиденциальная информация.
Мое увольнение привлекло большое внимание за пределами компании. Уолтер Кронкайт, излагая подробности случившегося в программе вечерних новостей Си-би-эс, заметил, что все это похоже на остросюжетный роман из жизни автомобильной индустрии. Газета Нью-Йорк таймс в репортаже на первой полосе охарактеризовала мое увольнение как одно из самых драматических потрясений в истории Форд мотор компани. Поскольку сама история была очень бурной, такой комментарий говорил о многом.
Мне доставила особое удовлетворение передовая статья в Отомоутив ньюс. В ней отмечалось, что мое годовое жалованье составляло один миллион долларов и что по всем показателям он (то есть я) честно заработал каждый пенни. Не критикуя прямо Генри, передовая констатировала: Лучший игрок в команде автобизнеса теперь вольная птица.
Многие видные журналисты охарактеризовали мое увольнение как тревожный и труднопостижимый факт. Джек Иген, выступая на финансовой полосе Вашингтон пост, писал, что сам по себе способ увольнения поднимает вопрос о том, в какой степени такое гигантское предприятие, как Форд мотор, управляется, подобно обособленному герцогству, по прихоти одного человека.
В городе Уоррен, штат Род-Айленд, местная газета высказалась в том же духе. Процитировав из сообщения Уолл-стрит джорнэл о моем увольнении то место, где говорилось, что мой самолет летел слишком близко от самолета 1 ВВС, автор колонки писал: Становится страшно, когда подумаешь, будто Форд в Америке столь велик, что любой его поступок сказывается на жизни всех американцев. А то, что происходит в компании Форд, очевидно, подвластно лишь одному самонадеянному старому человеку, который ни перед кем не несет никакой ответственности. Он просто поступает как ему заблагорассудится.
Николас фон Хоффман, обозреватель синдикатного печатного агентства, пошел еще дальше. Обозвав Генри шестидесятилетним недорослем, он вывел обобщение: Если должность человека, подобного Якокке, не гарантирована ему, можете ли вы все быть уверены в сохранении своей работы?
Как только весть о моем увольнении распространилась, взбунтовались дилеры. Особенно расстроился Эд Малэйн, дилер из Бергспфилда, штат Нью-Джерси, являвшийся президентом Союза дилеров компании Форд, который насчитывал 1200 членов. Еще раньше Малэйн заподозрил, что со мной не все ладно. Он по собственной инициативе обратился к Генри и ко всем членам совета Директоров с письмом, в котором высказался за то, чтобы оставить меня на посту президента. В ответном письме Генри велел ему не лезть не в свое дело. Однажды, проходя мимо кабинета Генри, я услышал, как он орал кому-то по телефону; Якокка встретился с этим сукиным сыном Малэйном и подговорил его написать это письмо. Разумеется, ничего подобного я не делал.
После моего увольнения Малэйн развернул кампанию за возвращение меня на пост президента и за введение в состав членов правления представителя дилеров. Он подсчитал, что общий размер капиталовложений всех дилеров фирмы в свои предприятия достигает почти 10 миллиардов долларов, и доказывал, что именно я способен наилучшим образом защитам, такой объем инвестиций. Позднее, тем же летом, он действительно предпринял попытку организовать коллективный протест тех дилеров, которые были акционерами компании, но эта попытка провалилась.
Хотя усилия Малэйна, преследовавшие цель восстановить меня на президентском посту, успеха не имели, существовали признаки того, что в компании возникли опасения относительно сохранения ее дилерского корпуса после моего ухода. На следующий день после моего увольнения Генри разослал всем дилерам фирмы Форд в США письмо, в котором заверял, что их интересы не пострадают. В письме, в частности, утверждалось следующее: Наши операции в Северной Америке возглавляют способные администраторы, которые хорошо вам известны и которые полностью учитывают ваши требования и требования розничного рынка. Разумеется, если бы это действительно соответствовало истине, не было бы необходимости в рассылке такого письма.
Многие дилеры в письмах и по телефону выражали мне поддержку. Их сочувствие и добрые пожелания имели для меня большое значение. В прессе меня часто характеризуют как человека чрезмерно требовательного, жестокого или даже безжалостного. Но если бы это было так, то едва ли дилеры так дружно выступали бы в мою защиту. У меня с ними, конечно, возникали некоторые разногласия, но я всегда относился к ним со всей справедливостью. Если Генри действовал на них окриком и устраивал им разносы, я обращался с ними по-человечески. К тому же довольно многим из них я помог стать миллионерами.
Между тем в штаб-квартире компании Генри поручил Биллу Форду и члену правления Картеру Берджесу решить вопрос о том, как произвести со мной окончательный расчет. Я сообщил им, сколько мне полагается получить, но они беззастенчиво торговались со мной из-за каждою пенса. Чтобы получить все, что мне причиталось, я нанял Эдварда Беннета Уильямса, лучшего из известных мне юристов. В конце концов мне удалось получить лишь около 75 процентов фактически причитавшейся мне суммы. Из всего этого эпизода мне врезалось в память поведение Картера Берджеса и главного юриста компании Генри Нольте, изрекавших всякие пошлости о том, насколько они хотят соблюсти справедливость, но не могут найти никаких прецедентов подобных денежных расчетов, а посему, мол, вынуждены блюсти интересы держателей акций. Билл Форд, однако, молча слушал все это, закусив губу.
Я получил много сочувственных писем от моих сотрудников в компании. Все эти письма писались, конечно, от руки, чтобы не оставлять никаких следов. Было также много писем и телефонных звонков от охотников за специалистами, предлагавших помочь мне подыскать новое место работы.
Мне кажется, что то утро моей ссылки на склад автодеталей оказало важнейшее влияние на принятое мною две недели спустя решение согласиться с предложением занять пост президента корпорации Крайслер. Не будь этой унизительной истории с направлением на склад, я, быть может, позволил бы себе некоторое время отдохнуть, поиграть в гольф или отправиться с семьей в развлекательное путешествие.
Однако все случившееся привело меня в такую ярость, что, к счастью, я сразу нашел работу и получил возможность погрузиться в новое дело. В противном случае я испепелил бы себя, просто сгорел бы в клокотавшем во мне гневе.
Забавным побочным следствием моего увольнения явилось то, что я теперь мог позволить себе пригласить в свой Дом на обед Пита и Копии Эстесов. Пит, живший поблизости, был президентом Дженерал Моторс. За все годы нашего знакомства мы ни разу не встречались в частном порядке.
Дело в том, что пока я работал в компании Форд, мы оба вынуждены были считаться с неписаным правилом, согласно которому всякий раз, когда менеджеров компании Форд и Дженерал Моторс видят играющими вместе в теннис или гольф, это рассматривается как неопровержимое свидетельство того, что они сговариваются о ценах на автомобили или иным образом строит заговор с целью уничтожения нашей системы свободного предпринимательства. Особенно осторожничали менеджеры Дженерал Моторс, поскольку над этой корпорацией постоянно висела угроза ее расчленения под тем предлогом, что она является монополией. В результате те из нас, кто занимал крупные посты в разных компаниях большой тройки, редко даже здоровались друг с другом.
Происшедшая теперь перемена доставила особую радость Мэри, так как она любила Копни Эстес и теперь ей не было нужды тайно встречаться с ней и ее семьей. Это звучит забавно, но таков был кодекс поведения в Гросс-Пойнте и Блумфилд-Хиллз в 70-е годы.
Моя вновь восстановленная дружба с Питом Эстесом оказалась слишком кратковременной. Как только я занял пост в компании Крайслер, нам снова пришлось стать чужими.
Вскоре после моего устранения с поста президента компании Форд в одной из детройтских газет появилась публикация, в которой со ссылкой на представителя семьи Фордов утверждалось, что я был слишком бесцеремонен и что сыну итальянского иммигранта, родившемуся в Аллентауне, штат Пенсильвания, очень далеко до Гросс-Пойнта.
Это была гнусная инсинуация, но ничего удивительного в ней не было. Для Фордов я всегда оставался бы чужаком. Ведь даже жена Генри Кристина также всегда была чужой в семье. Все звали ее там королевой от пиццы.
Учитывая отношение Генри к итальянцам, можно считать сообщение газеты соответствующим истине. В последние несколько лет он был убежден, что я принадлежу к мафии. Подозреваю, что роман Крестный отец вполне мог внушить Генри, что все без исключения итальянцы связаны с организованным преступным миром.
Он бы просто задрожал от страха, если бы узнал о неожиданном телефонном звонке после появления той статьи в газете. Парень с итальянским акцентом позвонил мне домой и произнес: Если то, что мы прочитали в газете, правда, мы бы хотели поговорить по-своему с этим поганым сукиным сыном. Он оскорбил честь вашей семьи. Сообщаю вам номер телефона, по которому можно звонить. Как только вы нам скажете, мы ради вас ему руки и ноги переломаем. Нам станет легче на душе. Наверняка станет легче и вам.
Нет, спасибо, ответил я, это не мой стиль. Если вы поступите так, мне это не доставит никакого удовлетворения. Если бы я хотел применить насилие, я предпочел бы сам переломать ему ноги.
В ходе расследования, проводившегося в 1975 году, Генри постоянно намекал, что я поддерживаю связи с мафией. Насколько я помню, мне ни разу в жизни не приходилось видеть человека из мафии. А теперь оказалось, будто Генри предвосхитил события. Неожиданно мне открылся доступ как раз к тем самым людям, которые действительно способны вселить в него страх Божий.
Дело здесь вовсе не в том, что я исповедую веру в необходимость подставлять под удар другую щеку. Генри Форд разрушил довольно много жизней. Но его самого месть настигла и без моего насильственного вмешательства. В виде причитающейся мне пенсии он до сих пор выплачивает мне большие деньги за то, что я каждое утро отправляюсь на работу, цель которой заключается в том, чтобы подорвать позиции его компании, а следовательно, и его семьи.
Когда первый шок от увольнения прошел, я стал обдумывать, что же именно произошло между Генри и мною. В некоторых отношениях не имеет значения, являетесь ли вы президентом компании или дворником. В любом случае увольнение это страшный удар, и вы сразу же начинаете для себя выяснять, какую вы совершили ошибку.
По существу, я никогда не питал иллюзий насчет того, чтобы стать первым лицом в компании. Если бы я захотел стать главным исполнительным директором, у меня было много возможностей получить этот пост в какой-либо другой фирме. Но до тех пор, пока я оставался в компании Форд, я твердо знал, что во главе ее всегда будет стоять член семьи Фордов, и я принимал это как факт. Будь у меня такое непреодолимое стремление стать главным исполнительным директором, я бы уже давно ушел. Но до 1975 года я был доволен своим положением в фирме.
Меня уволили потому, что сочли угрозой для босса. Генри пользовался дурной славой хозяина, ставящего второе лицо в фирме в неблагоприятное положение. Приход любого человека на этот пост всегда воспринимался им как восстание крестьян против своего лорда и повелителя.
Во мне же всегда теплилась надежда, будто я не такой как все, будто я в чем-то умнее и удачливее остальных. Я не допускал и мысли, что такое может когда-либо приключиться со мной.
Мне следовало несколько глубже вникнуть в историю компании Форд. Ведь я знал, что Эрни Брич был изгнан из рая. Ведь я знал, что Тэкс Торнтон и Макнамара, попавшие в фирму как вундеркинды, не могли дождаться того дня, когда можно будет ее покинуть. Ведь я знал, что Бичем изо дня в день повторял: Этот тип шельма, и тебе лучше быть готовым к дурной погоде. Эрис Миллера, Банки Кнудсена и даже Джона Багэса, приятеля Генри, постигла та же участь. Мне нужно было лишь проследить историю фирмы, и моя карьера предстала бы передо мной в ясном свете.
Свою роль сыграла и болезнь Генри. Он был убежден, что если с ним что-нибудь случится, я найду способ обойти его семью и захватить власть в компании. Когда я в январе 1976 года заболел ангиной, говорил он репортеру из журнала Форчун, то внезапно обнаружил, что я не вечен. И спросил себя, что станет с Форд мотор компани без меня. Я пришел к выводу, что Якокка не может заменить меня на посту председателя совета директоров. Этот порочный человек никогда не мог объяснить такую свою точку зрения ни мне, ни совету директоров, а вероятно, даже и самому себе.
Форды представляют собой одну из последних великих династий Америки. В любой династии первым инстинктом является самозащита. Все, буквально все хорошее, плохое или даже безразличное,-- что может оказать влияние на династию, превращается в уме человека, ее возглавляющего, в потенциальную проблему.
Генри никогда не скрывал своего желания, чтобы его сын Эдсел стал его преемником, и полагал, что именно я стою преградой на пути осуществления этого плана. Один мой приятель любил повторять: Ли, первое фиаско Эдсела вас не коснулось. Но второе вас обязательно заденет!
Генри я видел лишь однажды после моего увольнения. Года четыре с половиной спустя Кэтрин Грэм пригласила нас с Мэри на один из приемов но случаю пятидесятилетнего юбилея журнала Ньюсуик, устраивавшихся в ряде городов страны.
В Детройте но иронии судьбы такой прием состоялся в танцевальном зале Центра Ренессанса.
Это было за несколько месяцев до смерти Мэри. Она чувствовала себя неважно, и я весь вечер провел рядом с ней. Мы сидели за столом с Биллом Бондом, лучшим диктором последних известий и отличным парнем. В какой-то момент, пока Мэри и Билл разговаривали, я огляделся и заметил, как Генри с женой шествуют вдоль шеренги встречающих.
О черт! воскликнул я. Мэри посмотрела туда же. Черт возьми! повторила и она. То был миг, который я часто воображал себе. По натуре я человек весьма сдержанный, но всегда хотел представить себе, что произойдет, если я когда-нибудь увижу Генри после того, как выпью несколько рюмок. Я опасался, что потеряю самообладание.
Я так долго строил фантазии, как я двину ему в самое больное место, что действительно не был уверен в способности сдержать себя.
Наши взгляды встретились. Я поклонился, понимая, что перед ним выбор из трех возможностей. Первая состояла в том, чтобы ответить на поклон, сказать хелло и затем затеряться в толпе. В таком случае он просто оставался на занятой им позиции.
Другой возможностью было подойти и перекинуться парой слов. Мы могли бы обменяться рукопожатием, он даже мог бы похлопать меня но спине. Это означало бы, что кто старое помянет, тому глаз вон. Такое поведение было бы весьма достойным, но ждать этого от него явно не приходилось.
Третьей возможностью для него было пуститься наутек. И именно так он и поступил. Потащив за собой жену, он стремительно убежал.
Это был последний раз, когда я видел Генри Форда.
С 13 июля 1978 года много воды утекло. Шрамы, оставленные Генри Фордом, особенно на моей семье, сохранятся еще долго, так как нанесенные им раны были глубоки. Но события последних лет оказали свое целебное действие.
Итак, жизнь продолжалась.
Будь у меня хоть малейшее представление о том, что меня ожидает, когда я занял пост в корпорации Крайслер, я бы ни за какие деньги в мире не пошел туда. Хорошо еще, что Бог не даст нам заглянуть на один-два года вперед, иначе может возникнуть мучительное искушение застрелиться. Но Бог милосерден, он позволяет людям видать лишь текущий день. Когда настают тяжелые времена, нет иного выбора, как взять себя в руки, продолжать жить дальше и делать все как можно лучше.
Как только о моем увольнении было официально объявлено, ко мне стали обращаться из ряда компаний в других отраслях, в том числе из Интернэшнл пэйпер и Локхид. Чарльз Тэнди, владевший фирмой Рэйдио шэк, предложил мне занять пост в его компании. Три или четыре школы бизнеса, включая школу бизнеса Нью-Йоркского университета, предложили мне место декана. Некоторые из этих предложений были очень заманчивы, но мне трудно было принять их всерьез. Я всю жизнь работал в автоиндустрии и хотел там остаться. Мне лично представлялось неразумным менять карьеру на данном этапе жизни.
В пятьдесят четыре года я еще был слишком молод, чтобы уйти на покой, но уже слишком стар, чтобы начать трудиться в совершенно повой области. К тому же автомобили были у меня в крови.
Никогда не разделял я идеи о том, что все профессии бизнеса взаимозаменяемы, что президент компании Форд способен точно так же руководить крупной корпорацией и в другой отрасли. Для меня это все равно как если бы дирижер предложил саксофонисту в джаз-оркестре пересесть за рояль. Саксофонист с возмущением ответил бы, что двадцать лет играет на саксофоне, тогда как в игре на рояле ничего не смыслит.
Одно предложение я получил от автомобильной компании. Французская фирма Рено была заинтересована в том, чтобы привлечь меня в качестве консультанта по мировой автоиндустрии. Но работа консультанта не по мне. Моя энергия закипает там, где делается само дело. Я люблю практическую работу профессионала. Если с ней справлюсь, доверьтесь мне. Если не справлюсь, готов принять приговор судьбы.
К тому же сидящий во мне предприниматель стал жаждать деятельности. Все лето 1978 года мною владела идея проекта, который я обозначил как Глоубл Моторс. Этот был грандиозный проект, отнюдь не из тех, какие можно осуществить очень быстро. У меня родилась мечта образовать консорциум автомобильных компаний Западной Европы, Японии и Соединенных Штатов. В таком объединении мы могли бы создать мощную силу, которая способна была бы бросить вызов господству Дженерал Моторс. Я вообразил себя новым Альфредом Слоуном, менеджером, реорганизовавшим в межвоенный период корпорацию Дженерал Моторс, и, по моему мнению, величайшим гением в истории автобизнеса.
Партнерами в консорциуме Глоубл Моторс могли стать, как мне представлялось, фирмы Фольксваген, Мицубиси и Крайслер, хотя могли оказаться и другие партнеры, например Фиат, Рено, Ниссан или Хонда. Но из американских корпораций по логике вещей таким партнером должна была стать корпорация Крайслер. Компания Дженерал Моторс была слишком велика, чтобы объединяться с кем бы то ни было; во всяком случае, так я в то время полагал. О компании Форд не могло быть и речи по самоочевидным причинам.
Между тем корпорация Крайслер способна была обеспечить надежную инженерно-конструкторскую базу для Глоубл Моторс. Инженерные кадры, возможно, были единственным существенным активом фирмы Крайслер, но это был жизненно важный актив.
Я попросил моего друга Билла Саломона из инвестиционной банковской фирмы Саломон бразерс в Нью-Йорке изучить вопрос о том, к каким результатам может привести такое слияние. При этом я собрал довольно много информации о ряде автомобильных компаний, включая Крайслер. Точнее, я получил весьма полное представление о состоянии их балансовых счетов. Но очень скоро мне стало ясно, что существует колоссальная разница между тем, как выглядит компания в отчетах на бумаге, и тем, как она фактически функционирует.
Согласно заключениям фирмы Саломон бразерс, крупнейшим препятствием на пути создания Глоубл Моторс служили американские антитрестовские законы. Но как может измениться положение всего за пять лет! Как раз теперь Белый дом даст согласие на создание совместного предприятия фирм Дженерал Моторс и Тойота, двух крупнейших в мире автомобильных корпораций. Однако тогда, в 1978 году, даже слияние компаний Крайслер и Америкэн Моторс считалось бы невозможным. Этот пример показывает, как быстро меняется мир.
С самого момента моего увольнения из фирмы Форд по городу распространились слухи, что меня могут пригласить в корпорацию Крайслер. Я был свободен, фирма Крайслер переживала трудности, и люди, естественно, эти факты сопоставили. Первый зондаж был сделан через Клода Керка, бывшего губернатора штата Флорида и моего личного друга, который спросил, согласен ли я прибыть в Нью-Йорк на ленч с Диком Дилуортом и Луисом Уорреном, членами совета директоров корпорации Крайслер. Дилуорт ведал финансовой империей семьи Рокфеллеров, а Уоррен был юристом Уолл-стрита и обслуживал фирму Крайслер уже тридцать пять лет. Я согласился на встречу с ними. Почему-то я до сих пор помню, что мы ели за ленчем: то были устрицы. Они были так вкусны, что я съел целую дюжину.
Это была не официальная, а как бы ознакомительная встреча, и наша беседа носила самый общий характер. Дилуорт и Уоррен дали ясно понять, что они беседуют со мной в качестве частных лиц, а не официальных представителей корпорации. В их высказываниях звучала глубокая озабоченность положением в автомобильном бизнесе, и особенно в фирме Крайслер. Но в основном это была ознакомительная беседа, скорее светская, чем деловая.
Между тем я продолжал поддерживать контакт с Джорджем Беннетом. Вскоре я убедился, что в совете директоров фирмы Форд он был моим единственным настоя- щим другом. Наряду с участием в правлении компании Форд он входил также в состав совета директоров фирмы Хьюлетт Паккард.
А Билл Хьюлетт, один из основателей этой компании и очень приятный человек, в свою очередь состоял членом правления корпорации Крайслер, Хьюлетт знал, что мы с Беннетом друзья, и в разговорах между ними Джордж чистосердечно рассказал Хьюлетту, насколько я был полезен на своем посту в фирме Форд.
Несколько позднее мне позвонил Джон Риккардо, председатель совета директоров корпорации Крайслер. Он и Дик Дилуорт хотели встретиться со мною в отеле Пончартрейн, что в нескольких кварталах от фордовского Центра Ренессанса. Целью встречи было обсудить в общей форме возможности моего прихода в Крайслер.
Мы эту встречу организовали как можно незаметнее. Я приехал на собственной машине и вошел в отель с бокового входа. Даже Джин Кафьеро, президент корпорации Крайслер, не знал о ней. Риккардо и Кафьеро столь открыто не ладили между собой, что об этом было известно всему городу.
Во время встречи Дилуорт и Риккардо все еще держались весьма уклончиво. Мы обдумываем вопрос о переменах в фирме, сказал Риккардо. Дела у нас идут неважно.
Они явно не хотели
высказаться более конкретно. Оба как бы
пытались предложить мне пост, но без того,
чтобы сказать мне это начистоту. Я счел все
это лишенным смысла и поставил перед ними
прямой вопрос: О чем мы здесь собрались
говорить?
О том, чтобы вы пошли на службу к нам,
ответил Риккардо. Заинтересованы ли вы
в том, чтобы вернуться в автоиндустрию?
Я сказал им, что прежде чем обсуждать что-либо
конкретное, мне бы хотелось выяснить
некоторые вопросы, касающиеся нынешнего
положения корпорации. Я желал точно знать, с
чем я буду иметь дело.
Я не хочу идти вслепую, сказал я
Мне нужно знать, насколько плохи дела в
фирме. Мне нужно знать ее истинное
положение. Какими наличными средствами вы
располагаете? Каков оперативный план на
следующий год? Каковы ваши будущие модели? И
особенно я хочу знать, уверены ли в том, что
положение можно выправить?
Наши следующие две встречи состоялись в отеле Нортфилд Хилтон, в пригороде Детройта. Риккардо нарисовал довольно мрачную картину, но в его характеристике она выглядела так, что, как мне казалось, ее можно было исправить в течение года. Я, конечно, не думаю, что Джон или кто-либо другой в фирме хотел втереть мне очки. Одна из самых больших проблем в фирме Крайслер, как я вскоре узнал, заключалась в том, что даже высшее руководство корпорации не имело ясного представления об ее истинном положении. Они знали, что дела в фирме хромают на обе ноги. Чего они не представляли и что я вскоре выяснил, это то, что она буквально истекает кровью.
Той осенью предложение войти в фирму Крайслер звучало для меня очень заманчиво. Я возвращался после этих встреч домой и советовался с Мэри. Она мне говорила: Ты не будешь чувствовать себя счастливым нигде, кроме как при автомобилях. И ты слишком молод, чтобы отсиживаться дома. Давай нанесем этому ублюдку Генри такой удар, который он запомнит на всю жизнь. Так она была зла на него. Говорил я и с детьми. Их мнение было таково: Если это сделает тебя счастливым, иди туда!
Оставалось лишь выяснить, может ли Крайслер принять меня на определенных условиях, причем имелась в виду не только финансовая сторона дела, то есть мое жалованье. Мне нужен был пост, который обеспечил бы мне самостоятельность в управлении фирмой. На этом этапе своей жизни я уже не хотел работать на кого-либо другого. Слишком долго я пребывал в роли второго лица в компании.
Принимая пост в корпорации Крайслер, я должен был быть уверен, что мне гарантируют роль numero uno примерно через год, иначе сделка не состоится: все или ничего!
Таково было мое предварительное условие даже для обсуждения самого вопроса о переходе в фирму Крайслер. Моя позиция диктовалась не только опытом работы с Генри, хотя отчасти и этим. Она определялась тем, что мне нужна была полная свобода, чтобы я мог перестроить корпорацию и вернуть ее к жизни. Мне уже стало ясно, что мой метод ведения дела коренным образом отличается от господствовавшего в фирме Крайслер. Без того, чтобы мне было предоставлено полное право применять свой стиль управления и осуществлять свою собственную политику в деятельности фирмы, мой приход в корпорацию оказался бы затеей, заведомо обреченной на провал.
У меня сложилось впечатление, будто Риккардо хотел, чтобы я занял посты президента и главного коммерческого директора, а за собой сохранить посты председателя совета директоров и главного директора-распорядителя. Однако когда я изложил ему свои условия, то обнаружил, что ошибался. Послушайте, сказал он. Я не намерен больше оставаться на этом посту. Здесь может быть только один хозяин. Если мы окажемся в одной команде, то им станете именно вы. Иначе не стоило затевать все эти сложные переговоры.
Я ему в какой-то степени посочувствовал, так как не совет директоров корпорации заставил его обратиться ко мне с предложением, а он сделал это на свой страх и риск. Он явно сознавал, что компания оказалась в тяжелом положении и что сам он не способен излечить ее болезни. Он готов был избавиться от Кафьеро, чтобы посадить меня на его место, отдавая себе полный отчет в том, что, приди я в корпорацию, его собственные дни на посту председателя совета директоров были бы сочтены. Мы договорились, что пока я получаю пост президента, а затем, с 1 января 198O года, стану председателем совета директоров и главным директором-распорядителем. Случилось, однако, что Риккардо ушел в отставку на несколько месяцев раньше и я стал боссом уже в сентябре 1979 года.
Джон Риккардо и его жена Телма были самыми прекрасными людьми, каких мне только приходилось встречать. К несчастью, кризис фирмы Крайслер оказался настолько глубоким, что мне не пришлось по-настоящему сблизиться с ними. Но одно было совершенно ясно: Джон принес себя в жертву, чтобы спасти компанию. Ему это было не по плечу, и он это знал. Хотя все происходившее означало конец его собственной карьеры, он изо всех сил старался обеспечить возможно более гладкий переход к новой ситуации. Он пожертвовал собой, чтобы вернуть корпорацию к жизни. Поступок настоящею героя.
Следующей ступенью моего найма в корпорацию явилась встреча с ее комиссией по назначению жалованья, состоявшаяся в апартаментах фирмы в гостинице Уолдорф тауэрс в Нью-Йорке. На сей раз я из предосторожности поднялся на лифте на 34-й этаж, где находились апартаменты фирмы Форд, а затем спустился пешком на два лестничных марша ниже в номера корпорации Крайслер. Риккардо прибыл на другом лифте.
Надо было соблюдать осторожность. Если бы Якокку, имя которого все еще мелькало в прессе, увидели ведущим переговоры с Риккардо и сонетом директоров корпорации Крайслер, печать опередила бы события и о моем новом назначении стало бы известно до того, как мы пришли бы к определенному решению. Однако весть о наших переговорах не просочилась в средства массовой информации.
За неделю до публичного объявления о моем назначении намеки на этот счет промелькнули лишь в одном нью-йоркском журнале, но в целом секретность переговоров была обеспечена отлично.
Опубликованное в
ноябре официальное сообщение о моем
назначении президентом корпорации Крайслер
явилось для Генри Форда настоящим
потрясением. Обычно в подобных ситуациях
человек, которого уволили, получает свою
пенсию, тихо отправляется во Флориду и
никто о нем больше и слова не слышит. Я же
остался в пределах автомобильной столицы, и
это вывело Генри из себя. Мне из достоверных
источников стало известно, что, когда весть
о моем приходе в корпорацию Крайслер
получила огласку, Генри ночи напролет не
спал и метался по комнатам. Он всегда много
пил, но, как мне говорили, в этот период он
совсем запил. По слухам, он выпивал за ночь
две бутылки Шато-Лафит-Ротшильд. Это
довольно дорогое удовольствие, если учесть,
что бутылка такого вина стоит 120 долларов.
Но, основываясь на опыте прошлого, я
подозреваю, что акционеры корпорации Форд
все еще оплачивали счета за эту выпивку.
Когда Генри меня уволил, мое соглашение с
компанией Форд предусматривало
выплату мне выходного пособия в сумме
полутора миллионов долларов. Однако
контракт содержал очень важную лазейку, в
нем имелась весьма спорная статья, согласно
которой если я стану служить в другой
автомобильной компании, то должен буду эти
деньги вернуть.
Пусть это вас не беспокоит, сказал Риккардо. Мы вам эту сумму полностью компенсируем. После официального сообщения о моем назначении па пост президента корпорации Крайслер в прессе был поднят большой шум по поводу того, что, мол, только за мое согласие занять этот пост мне было выплачено полтора миллиона долларов, В действительности за назначение на этот пост я не получил ни пенса. Я заработал эти деньги на протяжении многих лет службы в компании Форд в виде жалованья с отсрочкой выплаты, а также выходного пособия и пенсии за выслугу лет. Крайслер просто компенсировал мне эти деньги. Фактически корпорация выкупила мой контракт у компании Форд.
Мое официальное годовое жалованье в фирме Форд составляло 360 тысяч долларов, хотя в благоприятные для автоиндустрии годы вместе с премиями оно достигало одного миллиона долларов. Я знал, что компания Крайслер не может позволить себе установить для меня более высокое жалованье и поэтому сообщил комиссии, что согласен на такое же, какое получал в компании Форд к моменту моего увольнения.
К сожалению, жалованье самого Риккардо в то время составляло лишь 340 тысяч долларов. Это порождало известную трудность, поскольку я начинал в корпорации Крайслер с поста президента, а Риккардо все еще занимал более высокий пост председателя совета директоров. Выглядело бы нелогично, если бы я получал больше его. Совет директоров решил эту проблему немедленным повышением жалованья Риккардо до 360 тысяч долларов, чтобы мы получали наравне.
Я никогда не претендовал на большое жалованье. Мне не свойственна склонность тратить много денег, но я ценю престиж того поста, с которым связано высокое жалованье. Почему человек хочет стать президентом компании? Что, ему этот пост просто доставляет удовольствие? Быть может и так, по он его способен вымотать и состарить, Почему же президент так много и упорно работает? А потому, что это даст ему возможность сказать: Да, я добрался до верха. Я кое-чего достиг.
Мой отец всегда говорил: Будь осторожен насчет денег. Когда ты будешь иметь пять тысяч, тебе захочется иметь десять тысяч. А когда у тебя окажется десять тысяч, ты уже захочешь иметь двадцать. И он был прав. Сколько бы человек ни имел, ему всегда мало.
Тем не менее в душе я предприниматель. В фирме Форд я с завистью наблюдал, как дилеры, продавая автомобили, загребают кучи денег. Мои заработки были отнюдь не малыми. В течение нескольких лет в 70-х годах Генри Форд и я занимали первые места в списке самых высокооплачиваемых бизнесменов в Америке. Мои мать и отец считали это блестящим достижением, подлинным знаком высокой репутации.
И все же я знаю дельцов в области торговли недвижимостью в Нью-Йорке, которые способны за один день загрести столько же денег, сколько я зарабатываю за год. Однако в отличие от доходов этих крупных дельцов мои доходы являются достоянием гласности. Я получаю столько корреспонденции с просьбами о перечислении денег и квитанций, подлежащих оплате, что даже не могу их просмотреть. И здесь я должен привести еще одно из поучений моего отца: Ты считаешь, что делать деньги трудно? Подожди и ты увидишь, как трудно с ними расставаться! Это очень верно. Все кому ни лень пишут мне письма с требованиями поделиться с ними моим богатством. Любой колледж, любая больница, любое благотворительное учреждение! Кажется, чтобы справиться с таким потоком, нужно посвятить этому делу все свое рабочее время.
Когда я служил в компании Форд, то почти не замечал существования корпорации Крайслер. Мы пристально следили за деятельностью Дженерал Моторс и ни за кем другим. Мы никогда не придавали большого значения фирме Крайслер. Ее продукция даже не значилась в ежемесячных сбытовых сводках, показывавших место наших автомобилей в конкурентной борьбе с моделями других фирм.
Мне вспоминаются лишь два случая, когда мы в компании Форд вынуждены были обратить внимание на фирму Крайслер. В нервом случае дело касалось фирменной эмблемы.
В начале 60-х годов Лини Таунсенд, председатель совета директоров корпорации Крайслер, объездил всю страну и посетил все дилерские пункты своей фирмы. Вернувшись из поездки, он рассказал одному из коллег, что его поразило великое множество разбросанных но всей стране торговых точек компании Ховард Джонсон. Еще большее удивление у него вызвал ответ коллеги, что в США дилерских пунктов фирмы Крайслер гораздо больше, чем кафе-закусочных Ховард Джонсон.
Таунсенд стал думать над значением ярких оранжевых крыш, отличавших предприятия Ходжос (то есть компании Ховард Джонсон). Он пришел к заключению, что дилерские пункты фирмы Крайслер также стали бы привлекать к себе внимание покупателей, если бы имели какую-то общую символику. Корпорация поручила одной нью-йоркской фирме разработать специальную эмблему фирмы Крайслер. Вскоре повсюду в стране стала бросаться в глаза белая пятиконечная звезда на синем фоне.
Появление собственной эмблемы принесло корпорации такой успех, что примерно через год мы в компании Форд вынуждены были ответить тем же. У нас был свой знаменитый знак в форме синего овала. Теперь мы начали этот знак изображать на вывесках наших дилеров. Однако мы потерпели неудачу. Фирма Крайслер под своей пятиконечной звездой помещала также имя дилера. Дженерал Моторс помещала имя дилера непосредственно на самой фирменной эмблеме. У дилеров отделения Форд внутри овала имелось слово Форд в факсимильном изображении, а рядом еще раз слово Форд заглавными буквами, но места на эмблеме для имени дилера не оставалось. В результате многие дилеры жаловались, что поскольку Генри Форд использовал па эмблеме свое имя дважды, то дилер должен был получить право поставить свое имя хотя бы один раз.
Другой случай, когда компании Форд пришлось идти вслед за фирмой Крайслер, связан с продлением последней в 1962 году гарантийного срока. До того гарантийный срок, предоставляемый фирмой Форд, был самым большим в автоиндустрии двенадцать месяцев или 12 тысяч миль пробега (около 20 тысяч километров). В тот момент мы не обратили серьезного внимания на решение корпорации Крайслер продлить срок гарантии до пяти лет или 50 тысяч миль пробега (около 80 тысяч километров). Но уже в течение трех лет доля фирмы Крайслер на рынке сбыта так значительно возросла, что компании Форд пришлось последовать ее примеру.
Так называемые гарантийные войны между компаниями большой тройки тянулись примерно пять лет. Затем решения о продлении гарантийных сроков были отменены, так как они оказались слишком дорогостоящими. В те времена качество наших легковых автомобилей не было столь высоким, чтобы можно было давать на них гарантию на целых полдесятилетия.
Особо следует отметить высокую репутацию фирмы Крайслер в деле конструирования. Конструкторы корпорации Крайслер всегда шли несколько впереди своих коллег из фирм Форд и Дженерал Моторс. Я объяснял это тем, что корпорация располагала специальным учебным заведением машиностроительным институтом имени Крайслера. И я настойчиво добивался от Генри создания такого же института в фирме Форд, но безуспешно. С годами мы переманили к себе несколько лучших конструкторов корпорации Крайслер. В 1962 году я совершил набег на эту фирму и перетащил в Форд свыше десятка ее ведущих конструкторов. Некоторые из них поднялись в компании Форд до высших постов.
Но с тех пор как в начале 50-х годов компания Форд обогнала фирму Крайслер, все наше внимание концентрировалось на корпорации Дженерал Моторс. Я всегда пристально следил и продолжаю следить за Дженерал Моторс. Эта корпорация представляет собой самостоятельную державу, и я завидую ее гигантской непробиваемой мощи.
Все же с историей автомобильной индустрии я был знаком и кое-что знал о происхождении Крайслер корпорейшн и о человеке, основавшем ее. Когда автобизнес только начинал становиться на ноги, была лишь одна ключевая фигура Генри Форд. Несмотря на все свои причуды и неприятные особенности характера, несмотря на весь его фанатизм, Генри Форд I был гением в изобретательском деле. Начинал он с увлеченной кустарной возни с автомобилями и отсюда почерпнул ценные идеи, как наладить их массовое производство.
Часто Генри Форду 1 приписывают заслугу создания конвейера, хотя фактически он был изобретен другими. В чем старик действительно оказался подлинным новатором, так это во введении в 1914 году заработной платы в размере пяти долларов в день. В то время такой дневной заработок вдвое превышал общепринятый, а шумиха, поднятая объявлением о дневной ставке заработной платы в пять долларов, была потрясающей.
Широкая публика никогда не понимала, что Форд предложил своим рабочим такую заработную плату отнюдь не из большой щедрости или чувства сострадания. Его не заботил их жизненный уровень. Генри Форд никогда не скрывал истинной причины введения дневной платы рабочим в пять долларов: он хотел, чтобы размер заработка его рабочих позволял им со временем покупать производимые ими самими автомобили. Иными словами, Генри Форд создавал средний класс. Он понимал, что автоиндустрия, а следовательно и Форд мотор компани, может действительно достигнуть успеха, если ее продукция, ее автомобили окажутся доступными не только для богачей, но и для трудящегося человека.
Следующей крупной величиной в истории автоиндустрии был Уолтер П. Крайслер. Это был подлинный новатор в конструировании двигателей, трансмиссий, всякого рода механических узлов и деталей. Со времени основания компания Крайслера занимала в этих областях очень сильные позиции. Уолтер Крайслер покинул корпорацию Дженерал Моторс в 1920 году, когда председатель ее правления Уильям Дюрант не дал ему управлять отделением Бьюик так, как он считал нужным. Крайслер был этакой белой вороной, индивидуалистом моего пошиба.
Особое значение я придаю следующему разделу моего рассказа. Три года спустя Уолтер Крайслер вновь вынырнул на свет Божий и занялся реорганизацией автомобильных фирм Максуэлл и Чалмерс, которые дышали на ладан. Что же он сделал? Он стал выпускать новые модели и исступленно их рекламировать. В некоторых рекламных публикациях он даже самолично фигурировал. К 1925 году он преобразовал эти две жалкие фирмы в Крайслер корпорейшн.
Но на этом он не остановился. В 1928 году он выкупил компании Додж и Плимут. Его собственная корпорация вошла в число крупнейших и с тех пор оставалась в составе большой тройки. Когда Уолтер Крайслер умер в 1940 году, его компания опережала Форд мотор, занимала второе место после Дженерал Моторс и на ее долю приходилось 25 процентов внутреннего рынка сбыта. О, как бы мне хотелось повторить его достижения! Чего бы я только не отдал за то, чтобы заполучить 25 процентов рынка и отбросить назад Форд мотор!
Хотя корпорация Крайслер к концу 70-х годов и оказалась в тяжелом положении, она все же сохранила давние традиции в разработке новых конструкций и дизай- на, на которые можно было опереться. Фредерик Зедер, главный конструктор корпорации в 30-е годы, был первым инженером, сумевшим найти способ устранения вибрации в автомобилях. Как он этого добился? Он установил двигатели на резиновую подушку. Зедер изобрел также высококомпрессионный двигатель, масляный и воздушный фильтры.
Я узнал, что инженеры корпорации Крайслер в Мичигане сконструировали самые совершенные в мире бензобаки. Инженеры этой компании в Алабаме впервые в мире создали электронное зажигание для автомобилей. Конструкторы фирмы впервые разработали встроенный редуктор, позволяющий снизить расход горючего, первый современный электронный регулятор напряжения, первые гидравлические тормоза, первый вмонтированный под капот компьютер. Я уже знал, что корпорация обладает лучшими в автоиндустрии двигателями и коробками передач.
Следовательно, фирма Крайслер, без всяких сомнений, обладала весьма солидным прошлым. Я был убежден также в том, что она имеет будущее. Корпорация уже располагала надежной дилерской сетью, так же как и самыми первоклассными конструкторскими кадрами. Единственная проблема заключалась в том, что эти кадры не получали средств, необходимых для создания высококачественных автомобилей.
В равной мере я был уверен в собственных способностях. Я знал автомобильный бизнес и хорошо справлялся с проблемами его управления. В душе я искренне верил, что через пару лет работа в корпорации закипит.
Но случилось совсем иное. Все пошло прахом. На нас обрушился иранский кризис, а потом энергетический кризис. В 1978 году никто и вообразить себе не мог, что следующей весной в Иране возникнет хаос и цена на бензин внезапно возрастет вдвое. В довершение всего разразился глубочайший за последние полвека экономический кризис.
Все это произошло лишь несколько месяцев спустя, после того как я занял свой пост в корпорации Крайслер. Я уже думал, что вся моя судьба рухнула. Быть может, когда Бог истинный Бог, а не Генри ниспослал мне увольнение из компании Форд, он старался сделать мне предостережение. Быть может, меня уволили вполне своевременно, именно накануне того, как все вокруг распалось, а я был слишком глуп, чтобы предвидеть свою счастливую судьбу.
В силу различных обстоятельств корпорация Крайслер оказалась в гораздо более тяжелом положении, чем я себе представлял. Но коль скоро я уже был там, поскольку я уже определил для себя, что именно мне следует там сделать, у меня ни разу не возникало и мысли об уходе из нее.
Разумеется, упорство не всегда лучший советчик. Занимая подобную позицию, люди иногда терпят крушение. События их засасывают, застигают врасплох, а они силятся удержаться на поверхности, когда волны уже смыкаются над их головой. Когда я давал согласие на назначение в компанию Крайслер, я и вообразить не мог, что дела в автоиндустрии обстоят столь плохо. Я ошибся. Оглядываясь назад, должен признать, что после моего прихода в корпорацию Крайслер были моменты, когда я был близок к тому, чтобы утопиться.
В номере от 2 ноября 1978 года в Детройт фри пресс появились два напечатанных жирным шрифтом заголовка: Убытки фирмы Крайслер достигли небывалых размеров и Ли Якокка приходит в Крайслер. Можно сказать, хорошенький же я выбрал момент. В день моего прихода компания объявила, что ее убытки в третьем квартале составили почти 160 миллионов долларов, то есть это был самый худший квартал во всей ее истории. Ну ладно, подумал я, в такой ситуации дела могут пойти только на поправку. Несмотря на колоссальные убытки, курс акций компании Крайслер на бирже к концу того дня поднялся на 3/8 пункта, что я воспринял как вотум доверия новому президенту.
В первый же день моей службы я столкнулся с неожиданной трудностью, а именно с тем, как попасть в свой офис. Честно говоря, я точно не знал, где он расположен. Я знал, что штаб-квартира фирмы находится в Хайленд-парке, что рядом со скоростной автострадой Дэйвисона. Но все же пришлось расспрашивать, как туда подъехать. Я даже не знал, у какого подъезда следует остановить машину.
Здание штаб-квартиры Крайслер я посетил лишь однажды, когда был президентом компании Форд. Но в те дни у меня был водитель, и я не обращал внимания на дорогу. раз в три года руководители большой тройки имели обыкновение устраивать, как мы их называли, встречи в верхах с целью выработать общую стратегию для ведения переговоров с профсоюзом о перезаключении коллективных договоров. Генри Форд и я однажды шли на такую встречу через Хайленд-парк. Вместе с нами шли Лини Таунсенд и Джон Риккардо из Крайслер, а также представители Дженерал Моторс и юристы всех трех корпораций.
Кстати, лидеры профсоюза относились к этим встречам с большим подозрением. Они были убеждены, что мы предварительно сговаривались против них. Им было невдомек, что такие переговоры между главами трех корпораций фактически служили демонстрацией нашей полнейшей беспомощности. Занимая далеко не лидирующие позиции в отрасли, Крайслер не могла допустить возможность забастовки, а потому все наши разговоры о том, чтобы занять жесткую позицию в отношениях с профсоюзом, кончались ничем.
Когда я пришел в штаб-квартиру корпорации Крайслер уже в качестве ее президента, Риккардо показал мне помещение и представил некоторых сотрудников. Состоялось совещание с небольшой группой высших управляющих, и я, как обычно, закурил сигару. Риккардо обратился к сидящим и провозгласил: Всем вам известно, что я всегда придерживался твердого правила не разрешать курить на наших совещаниях. С нынешнего утра это правило отменяется. Я расценил его заявление как доброе предзнаменование. Из всего, что я слышал о корпорации Крайслер, я знал, что отмена какого-либо из правил внутреннего распорядка здесь воспринималась как нечто немыслимое.
Еще до конца служебного дня я обратил внимание на некоторые, казалось бы, незначительные факты, которые меня насторожили. Во-первых, кабинет президента, в котором работал Кафьеро, использовался как проходной между другими кабинетами. С изумлением я взирал на то, как менеджеры с чашкой кофе в руке открывали дверь и проходили через кабинет президента в другую дверь. Я сразу же понял, что здесь царит полная анархия. Корпорация Крайслер явно нуждалась в установлении строго порядка и дисциплины, причем немедленно.
Зачем я заметил, что секретарша Риккардо очень уж много времени тратит на частные разговоры по своему личному телефону! Когда секретари бездельничают и занимаются болтовней это явный признак того, что учреждение находится в состоянии загнивания. В первую пару недель пребывания на новой службе вам бросаются в глаза всякие мелочи, внешние признаки стиля отношений между сотрудниками. Хочется узнать, в какого рода коллектив вы попали. Эти внешние признаки мне запомнились, и то, что они мне поведали о фирме Крайслер, дало мне возможность осознать, в какое положение я влип.
Как оказалось, мои опасения полностью подтвердились. Очень скоро я сделал свое первое крупное открытие: фирма Крайслер отнюдь не функционировала как целостная корпорация. В 1978 году она походила на Италию 60-х годов прошлого века. Компания состояла из скопления малых герцогств, каждое из которых управлялось своим сюзереном. Это был клубок мини-империй, причем ни одна из них не обращала внимания на то, что делали другие.
Я с удивлением обнаружил, что в корпорации имеется 35 вице-президентов и каждый из них бежит но собственной беговой дорожке. Здесь не существовало никакой системы комитетов, не было ничего, что цементировало бы организационную структуру, не было практики совещаний, на которых люди могли бы обменяться мнениями. Я, например, не мог поверить, что менеджер, возглавляющий конструкторский отдел, не поддерживает постоянной связи с руководителем производственного отдела. Но дело обстояло именно так. Каждый действовал сам по себе. Я только бросил один взгляд на эту обстановку и почти готов был бежать прочь. Вот когда я окончательно понял. что действительно попал впросак.
Все эти дяди, очевидно, не верили в ньютоновский третий закон динамики, согласно которому всякому действию всегда соответствует равное и противоположно направленное противодействие. Вопреки этому закону все они действовали как бы в вакууме. Дело обстояло настолько плохо, что даже эти факты не исчерпывают всей глубины дезорганизации фирмы.
Я, скажем, вызвал сотрудника из конструкторского отдела, и он стоял передо мной ошарашенный, когда я объяснял ему, что у нас возникла конструкторская проблема или иное затруднение в цепочке конструирование производство. Он, возможно, обладал способностью изобрести какой-нибудь агрегат, представляющий чудо конструкторской мысли, агрегат, который сэкономил бы компании кучу денег. Он мог предложить великолепный дизайн новой модели. Существовала лишь одна проблема: он понятия не имел, сумеют ли производственники реализовать его замысел. Почему? А потому, что он никогда на эту тему с ними не говорил.
Никто в корпорации Крайслер, казалось, не понимал, что взаимодействие различных функций в компании абсолютно необходимо. Конструкторам и производственникам следовало чуть ли не спать в одной постели. А они даже не позволяли себе пофлиртовать друг с другом!
Другой пример: сбыт и производство автомобилей находились в ведении одного вице-президента. Для меня это было непостижимо, так как мы здесь имеем дело с чрезвычайно трудоемкими и совершенно различными функциями. К тому же что еще хуже обе эти области деятельности не поддерживали между собой практически никакой связи. Производственники строили автомобили, нисколько не интересуясь мнением сбытовиков. Они просто строили их, выводили на заводскую площадку, а затем довольствовались надеждой на то, что кто-нибудь их оттуда заберет. В результате накапливались громадные запасы, и возникал финансовый кошмар.
Контраст между организацией дела в корпорации Крайслер и компании Форд был просто поразителен. Никто в фирме Крайслер, очевидно, не понимал, что нельзя руководить крупной корпорацией без проведения предварительных обсуждений, на которых рассматриваются черновые варианты проектов. Ведь каждый член команды должен понимать, в чем заключаются его функции и как они состыковываются с функциями всех других ее членов.
Но вместо того чтобы связать воедино все виды деятельности компании и анализировать картину в целом, Риккардо и главный финансист корпорации Билл Макгэг вынуждены были тратить свое время на посещение всех банков, предоставивших фирме Крайслер кредиты. Они постоянно бегали из одного банка в другой только для того, чтобы добиваться продления просроченных займов. Это значит, что они занимались повседневным замыканием дыр, концентрируя свое внимание не на том, что произойдет в следующем году, а на том, что случится в следующем месяце.
Пару месяцев спустя после моего прихода на меня обрушилось что-то вроде целой тонны кирпичей. У корпорации кончались наличные. До прихода в Крайслер я весьма смутно представлял себе, что там существует ряд проблем от негодных методов управления до экономии на научных исследованиях и опытно-конструкторских работах. Но одной областью, в отношении которой у меня еще сохранялись какие-то иллюзии, был финансовый контроль. В конце концов, все в Детройте знали, что корпорацией Крайслер управляют финансисты. Поэтому все мы полагали, что уж финансовому контролю там придается первостепенное значение.
Но, к своему ужасу, я вскоре обнаружил, что Линн Таунсенд (который вышел в отставку за пару лет до того) и Джон Риккардо были попросту бухгалтерами из детройтской фирмы Тачи Росса, выполнявшей поручения по осуществлению внешних ревизий хозяйственной деятельности. Более того, они не привлекали в корпорацию никаких серьезных финансовых экспертов. Они, как мне кажется, считали, что, мол, сами справимся. Но в компании такого размера, как Крайслер, у них на это не хватило знаний и способностей.
Постепенно открывалось, что в фирме вообще нет целостной системы финансового контроля. Хуже того, никто во всей корпорации не имел полного представления о том, как составляются финансовые планы и проекты. Даже на самые простейшие вопросы никто не в состоянии был ответить. Но Бог с ними, с ответами; эти дяди не знали даже, какие здесь возникают вопросы!
В компании Форд я, как только стал президентом, потребовал представить мне список всех заводов с указанием уровня доходов на инвестированный капитал по каждому из них. Но говорить об этом в корпорации Крайслер было все равно что говорить на иностранном языке. Мне ничего не удалось выяснить.
Это было, вероятно, самое большое потрясение, которое я когда-либо испытал за всю свою деловую карьеру. Когда я думал об этом, то чувствовал, что теряю разум (и это еще слабо сказано!). Я уже знал об отвратительном качестве выпускаемых автомобилей. Я уже вполне удостоверился в низком моральном состоянии служащих компании и в деградировании заводов. Но я просто вообразить не мог, что мне даже не удастся получить точные цифровые данные, на основе которых можно было бы приступить к преодолению некоторых главных трудностей, переживаемых корпорацией Крайслер.
Линн Таунсенд всегда имел репутацию серьезного финансового эксперта, но я думаю, что его решения, как и решения многих бизнесменов, были больше ориентированы на прибыли ближайшего квартала, чем на долгосрочное благополучие компании. В течение ряда лет корпорацией Крайслер управляли люди, фактически не любившие автомобильный бизнес. А теперь уже настала пора цыплят считать.
В результате корпорация стала занимать место игрока, следующего за лидером. Будучи наименьшей компанией в большой тройке, она могла и должна была бы играть в автоиндустрии роль лидера в конструировании новых моделей автомобилей. Между тем конструирование, которое всегда служило запасным козырем фирмы Крайслер, при Линне Таунсенде отступило на задний план. Когда прибыли начали падать, сокращать издержки стали за счет конструкторских работ.
Вместо того чтобы сосредоточить силы на повышении качественных характеристик автомобилей, Линн Таунсенд и его группа занялись развертыванием операций за Атлантикой. В их фантастическом стремлении сделать корпорацию международной они скупали западноевропейские фирмы, которые были мертвыми уже на корню, компании-неудачники вроде Симки во Франции и Руте в Англии. Они были сущими младенцами в международных операциях. Мне даже пришло в голову, что в корпорации Крайслер работали менеджеры, не ведавшие, что в Англии левостороннее движение.
Линн Таунсенд всегда пользовался популярностью среди акционеров и, будучи одним из них, сам стал богачом. Но я не думаю, что он когда-либо действительно разбирался в существе деятельности компании. Был момент в период его руководства, когда фирма Крайслер фактически едва держалась на плаву и вынуждена была сокращать зарубежные операции повсюду, кроме разве что Антарктиды.
Правда, кое-что полезное в корпорации Таунсенд сделал: он, например, учредил Крайслер файнэншл, дочернюю компанию, призванную обеспечивать кредитование как дилеров, так и розничной клиентуры. Сегодня Крайслер файнээншл представляет своего рода образец в своей области. Поэтому на Таунсенда, конечно, не следует взваливать всю вину за создавшееся у фирмы тяжелое положение. Меня часто удивляло: а где же был совет директоров, когда такое положение складывалось?
Однако уже первое мое участие в заседании совета приоткрыло мне истину. Совет директоров фирмы Крайслер располагал даже еще меньшей информацией, чем члены правления компании Форд, и это говорит о многом. Он не получал никаких финансовых сводок. Риккардо произносил небольшую речь, содержащую лишь весьма общую информацию. Едва ли это было надлежащим методом управления десятой но величине корпорацией в стране.
Когда я стал председателем совета директоров, то весьма основательно занялся его работой. Я еще не сошел с ума, чтобы обрушиться с упреками на группу бизнесменов, которые только что назначили меня на пост руководителя корпорации: мол, это ваша вина. Но один или два раза я но возможности вежливо ставил перед советом вопрос:
Как удастся менеджерам корпорации проталкивать свои планы через группу столь выдающихся бизнесменов? Разве вам не предоставляют никакой информации?
Проблемы корпорации сводились не только к высшим эшелонам управления, дела обстояли плохо и среди всего персонала. Во всей компании люди были запуганы и подавлены. Никто ничего не делал как следует. Я никогда нигде ничего подобного не видел. Все вице-президенты не соответствовали своему назначению. Таунсенд и его подручные произвольно перемещали людей из одних областей деятельности, где они были на месте, в другие, которые оказывались им не по плечу. Позиция Таунсенда и его окружения сводилась к тому, что способный человек на любом месте горы свернет. После того как на протяжении ряда лет людей перемещали с места на место, оказалось, что каждый из сотрудников фирмы выполнял работу, которой он не был обучен. И поверьте мне, это сказывалось на всей деятельности фирмы самым отрицательным образом.
Человека, руководившего сетью автосервиса и обеспечением запчастями в Южной Америке, перевели на пост главного бухгалтера-ревизора, и он свою должность ненавидел. Когда мне пришлось его уволить, он фактически почувствовал большое облегчение. Человек, руководивший операциями в Западной Европе, был переведен в центр и назначен на пост вице-президента, ответственного за материально-техническое снабжение, хотя он никогда в своей жизни таким делом не занимался. Это было очень жалкое зрелище.
У меня было отвратительное ощущение, так как оказавшись на своем месте, все эти люди могли бы достигнуть замечательных успехов. Сами они объясняли свое затруднительное и неловкое положение просто: Я никогда не добивался этой должности. Вы адресуете мне вопросы как бухгалтеру-ревизору, а я не знаю ответа на них. В чем я разбираюсь, это в запчастях и автосервисе. Я не знаю бухгалтерского дела. Может быть, я смогу его освоить, но мне для этого требуется больше времени.
Все служащие понимали, что я пришел в корпорацию, чтобы навести в ней порядок и провести чистку, и каждый боялся, что станет ее жертвой. У них не было уверенности в своем положении. Они жили в страхе, и для этого у них были все основания. В течение трех лет мне пришлось уволить 33 из 35 вице-президентов. Это почти по одному каждый месяц!
В ряде случаев я пытался оживить некоторых менеджеров. Но у меня ничего не получалось, они просто не способны были справляться со своими обязанностями. Чарли Бичем говаривал, что как только парень дорос до двадцати одного года, его характер и привычки вы уже никогда не сумеете изменить. Вам кажется, что вы сможете сделать это, но его представление о самом себе уже закостенело. Никто уже не обладает достаточной скромностью, чтобы, став взрослым, продолжать учиться.
К сожалению, Бичем, как обычно, был нрав. Когда в корпорацию пришел Пол Бергмозер, я, помнится, сказал ему: Попытайся спасти хоть кого-нибудь из этих парней. Он работал с ними в течение шести месяцев и затем сказал мне: Это невозможно. Каждый из них привык к принятым здесь методам вести собственную игру. Они уже неисправимы. Слишком поздно.
Одни трудности всегда порождают другие. Когда человек чувствует себя не очень уверенно на своем месте, единственное, чего он хочет,- это чтобы следующим по иерархии администратором был неуверенный в себе человек. Он про себя думает: Если следующий за мной ока- жется очень способным, он меня изобличит и в конце концов сменит. В результате один компетентный менеджер тянет за собой другого некомпетентного. И все они прячутся за всеобщей слабостью системы.
Хочу, чтобы меня поняли правильно. Я, вовсе не считаю, что человек, получивший образование бухгалтера, обречен всю жизнь оставаться бухгалтером независимо от ею способностей к какой-либо другой профессии. Но ему надо предоставить достаточное время для настоящего овладения этой другой профессией.
Вовсе не следует чрезмерно увлекаться специализацией, так как, если доводить ее до крайности, у нас никогда не будет генеральных управляющих. И все же не каждого стоит готовить на руководящие управленческие должности.
Все проблемы корпорации Крайслер фактически сводились к общему знаменателю: никто не знал, в чем кроются их причины. Здесь не существовало единой команды, была неуправляемая группа индивидуальных игроков, из коих многие еще не овладели искусством игры на своем участке поля.
Впрочем, одно дело выразить это словами и понять значение этого в чисто теоретическом плане. Но поймите меня: совсем другое дело видеть это глазами, наблюдать, как все трудности корпорации предстают перед тобой в живых красках, в конкретном виде. Просто жутко смотреть на то, как одна из крупнейших в мире корпораций, ворочающая миллиардами долларов, вылетает в трубу, и никто не в состоянии ее спасти. Меня это буквально ошеломило. И каждый день приносил с собой все новые плохие вести.
Единственная параллель, которую я могу провести, это ситуация, с которой Генри Форд II столкнулся за тридцать два года до того. Когда молодой Генри демобилизовался из ВМС, чтобы возглавить компанию своего деда, она лежала в руинах. Рассказывают, что в одном цехе издержки исчислялись по весу предъявленных счетов.
Форд мотор компани тогда терпела крушение потому, что ею очень плохо управлял старик Генри. Он по-настоящему ничего не понимал в принципах ведения бизнеса. В те дни компании управлялись отъявленными бандитами, а не плановиками и подлинными менеджерами.
Однако в корпорации Крайслер теперь дела обстояли даже еще хуже. За это положение нельзя было винить основателя фирмы, человека совсем другой эпохи. Ведь фиаско корпорации наступило уже через три десятка лет после введения научно организованного управления в индустрии. Чтобы в 1978 году гигантской компанией управляли, как мелкой бакалейной лавкой, это совершенно непостижимо.
Проблемы фирмы возникли не внезапно. В детройтских автомобильных кругах ее репутация падала уже в течение ряда лет. Компания приобрела славу прибежища: если какой-нибудь менеджер проваливался в другой фирме, его всегда могли принять в эту корпорацию. Менеджеры фирмы Крайслер пользовались большей известностью как и игроки в гольф, чем как специалисты по автомобильному делу.
Неудивительно, что нравственная атмосфера в Хайленд-парке была очень нездоровой. А при такой атмосфере фирма превращается в решето. Всякого рода секретные данные начинают просачиваться наружу. Когда у людей возникает растерянность, страх перед банкротством и потерей работы, тогда возможность утечки фирменных секретов утраивается.
Промышленный шпионаж в автоиндустрии служит темой, которую пресса любит смаковать и иногда поднимает вокруг нее шумиху. Одно время шпионаж поставил в трудное положение компанию Форд. В начале 70-х годов мой приятель из корпорации Крайслер показал мне пачку конфиденциальных материалов фирмы Форд, которые сотрудник его компании купил у сотрудника нашей компании. Я в свою очередь показал эти материалы Генри, и тот очень расстроился. Он попытался создать системы проверки с целью выяснить, насколько глубоко такой промышленный шпионаж проник в фирму и какими мерами его можно предотвратить. Но бороться с этим почти невозможно. Мы приобрели машины по уничтожению архивных документов; некоторые доклады и отчеты имели свои номера: 1 Генри, 2 Якокка и т.д. Но и при этом утечка продолжалась. Можно было назвать двенадцать человек, имевших доступ к этим материалам, и сказать им: В этой комнате кто-то лжет. Но и это не срабатывало. Я пару раз проделывал такой эксперимент, но заткнуть прорехи не удавалось.
Мне известно несколько случаев, когда некая компания из кожи вон лезла, чтобы добыть первые фотографии, хотя бы и самые нечеткие, будущих моделей других фирм. Хотя вообще такие снимки мало полезны в конкурентной борьбе. Например, я всегда подозревал, что Дженерал Моторс располагала фотоснимками модели Мустанг еще за два года до ее поступления в продажу. Но что, собственно, узнали менеджеры Дженерал Моторс? Ведь они все равно не стали бы копировать эту модель, пока она не продемонстрирует успех на рынке, а тогда им уже не нужны фотоснимки, так как можно увидеть модель в натуре и убедиться в ее высоких характеристиках.
С другой стороны, иногда случается, что ведутся совершенно исключительные конструкторские разработки. Или вдруг компания получила возможность осуществить большой прорыв в повышении экономичности автомобиля по расходу горючего. Вы не успеваете и глазом моргнуть, как другая компания уже располагает результатами ваших разработок. Вот такие случаи действительно печальны.
В Крайслере же низкий моральный уровень персонала и утечка секретных материалов непосредственно сказывались на балансовых счетах. Все это явилось причиной того, что хозяйственные итоги деятельности компании оказались очень плохими, тогда как другие фирмы автоиндустрии завершили свой лучший в истории год. Дженерал Моторс и Форд продемонстрировали в 1978 году рекорды продаж и прибылей. Только Дженерал Моторс продала около 5,4 миллиона автомобилей, а продажи компании Форд составили 2,6 миллиона машин. Корпорация Крайслер, как обычно, заняла третье моего, но с большим отрывом, продав лишь 1,2 миллиона автомобилей.
Но, что еще важнее, ее доля на американском автомобильном рынке снизилась за один только год с 12,2 до 11,1 процента. Это очень резкое сокращение. Ее доля на рынке грузовых машин также значительно упала с 12,9 до 11,8 процента.
Хуже того, корпорация потеряла за последние два года 7 процентов клиентуры. Когда я туда пришел, коэффициент приверженности владельцев автомобилям Крайслер снизился до 36 процентов. Для сравнения приведу данные по другим фирмам большой тройки. У Форда он составил 53 процента, что также отразило большое падение.
У Дженерал Моторс указанный коэффициент довольно стабильно держался на уровне примерно 70 процентов
Корпорации Крайслер уже стало трудно привлекать внимание покупателей к своей продукции. Теперь проведенные исследования показывали, что почти две трети покупателей, которых удалось привлечь, недовольны нашими автомобилями. Они уже не намеревались снова покупать машину фирмы Крайслер.
Другая проблема статистики сбыта, тревожившая меня, заключалась в том, что издавна автомобиль марки Крайслер считался машиной для пожилых людей. Когда я пришел в корпорацию, средний возраст покупателей Доджей и Плимутов был выше возраста покупателей Бьюиков, Олдсмобилей, Понтиаков (корпорации Дженерал Моторс) и даже моделей Меркьюри (компании Форд). Наши статистические анализы продолжали свидетельствовать, что среди владельцев автомобилей фирмы Крайслер было больше представителей синих воротничков, старших возрастов, менее образованных слоев, северо-восточных и среднезпадных индустриальных штатов, чем групп, которые покупали новейшие модели наших конкурентов.
Демографическая статистика также высветила то, что мне уже стало ясно: автомобили с маркой Крайслер воспринимались как чопорные и несколько скучные. Нам срочно требовались новаторские модели автомобилей. Если мы намеревались и впредь оставаться в автобизнесе, нам необходимо было очень быстро двигаться вперед.
К счастью, я все же не начинал здесь с совсем уж пустого места. Фирма Крайслер обладала давней традицией технического новаторства, традицией, которую я настроен был энергично продолжить. Не столь уж давно довольно много молодых людей стремились приобретать автомобили фирмы Крайслер, поскольку они были очень модны. Она выпускала модели Чарджер и Дастер, которые мчались по Мэйп-стрит быстрее других машин. Гоночные автомобили с удлиненными крыльями типа Додж Дэйтона, Крайслер-300, Сателлит и Барракуда можно было видеть сгрудившимися у ресторанчиков для автомобилистов и у буфетных стоек с гамбургерами по всей стране от штата Мэн до штата Калифорния.
Корпорация Крайслер прославилась также самым быстрым из всех гоночных автомобилей, моделью Роуд Раннер с мотором Хэми объемом 426 кубических дюймов. Эта модель была классикой конца 60-х годов яркая, стремительная и почти такая же мощная, как локомотив. Каждый вечер эти могучие автомобили мчались в обоих направлениях но детройтской Вудворд-авеню, где иногда к ним присоединялись машины профессиональных конструкторов и менеджеров автомобильных фирм, спешивших домой в пригороды.
Однако теперь фирма Крайслер занимала очень слабые позиции в штатах солнечного пояса, крайнего юга США, с их более молодыми и более состоятельными владельцами автомобилей. Особенно слабы были наши позиции в Калифорнии, а это как раз тот район, который имеет большое значение. Хотя автоиндустрия зародилась в штате Мичиган, но достигла зрелости она в Калифорнии. Этот штат первым обеспечил нас разветвленной сетью скоростных автострад. Именно отсюда можно было проникнуть на молодежный рынок сбыта для мощных автомобилей, четырехместных, с экзотическими колпаками на колесах, и для кемпинговых автофургонов, и для сногсшибательных машин, и многих других вариантов базового автомобиля, родившегося на заводе в штате Мичиган.
Но Калифорния породила и некоторые явления, которые нам в Мичигане не по душе. Прежде всего это касается импортного бума. Калифорнийцы покупают больше импортных автомобилей, чем жители любого другого штата. Во-вторых, Калифорния ввела у себя такие сверхстрогие нормы токсичности выхлопных газов, которые превратили этот штат почти в особое государство, в иностранную державу.
Об этом уже давно говорилось прежде, но стоит повторить еще раз: Калифорния являет собой настоящее зеркало, в котором видно будущее. Иногда нам не нравится, что мы видим в зеркале, но было бы совершенно неразумно не всматриваться в него повнимательнее.
Нам позарез нужен был успех в Калифорнии, но чтобы этого добиться, следовало изменить саму продукцию корпорации.
Плохую репутацию имел не только дизайн автомобилей марки Крайслер, у компании возникли также большие проблемы, связанные с их низким качеством. В числе наихудших примеров этого были модели Эснен, Воларе, сменившие прославленные модели Дарт и Вэлиент.
Последние отличались большой прочностью и длительностью эксплуатации, и их производство прекращать не следовало. Но компания заменила их машинами, которые начинали рассыпаться на части уже после одного или двух лет эксплуатации.
Эспен и Воларе были представлены публике в 1975 году, однако продажу их пришлось отложить на целых шесть месяцев Компания тогда остро нуждалась в наличных деньгах и поэтому не стала придерживаться нормальною цикла конструирования, испытаний и затем уже окончательного запуска автомобиля в массовое производство. Клиенты, купившие в 1975 году Эспены и Воларе, фактически взяли на себя функции инженеров-доводчиков корпорации Крайслер. Когда эти автомобили были только выпущены, они все еще, по существу, находились в стадии доводки.
Оглядываясь на последние десятка два лет, я не могу вспомнить случая, чтобы какие-либо модели вызывали большее разочарование у покупателей, чем Эспен и Воларе. Фордовская модель Эдсел являла собой пример совсем иного рода: люди просто не желали ее покупать. Между тем на модели Эспен и Воларе было много покупателей, но они оказывались обманутыми. Их привлекал дизайн, особенно корпуса, дизайн, которым в 1976 году не располагали Форд и Дженерал Моторс.
Но все дело заключалось в том, что качество автомобилей Эспен и Воларе было очень низкое. Как только вы нажимали на педаль газа, двигатели глохли. Тормоза отказывали. Капот сам по себе открывался. Покупатели стали засыпать фирму жалобами, свыше 3,5 миллиона машин было возвращено дилерам для бесплатного ремонта бесплатного, разумеется, для покупателей. Корпорации пришлось раскошелиться.
Но затем даже машины с хорошей механикой начали ржаветь. В 1980 году, когда мы были в труднейшем финансовом положении, замена проржавевших крыльев модели Воларе обошлась нам в 109 миллионов долларов. А ржавели крылья потому, что кто-то не уделил достаточного внимания процессу их антикоррозийного покрытия. От нас не требовали забрать машины обратно, но мы обязаны были исправить положение. Хотя мы это и сделали, цена на подержанные автомобили этой модели упала, что нанесло большой ущерб престижу фирмы.
Компания Форд столкнулась с аналогичной проблемой. В 1957 году она выпустила красивый автомобиль, Фэрлейн-500, чудо дизайна, который покупатели расхватывали, словно горячие пирожки. Но, подобно Воларе, качество производства этой прекрасной модели также оказалось низким.
Френсису Эмерсону, ответственному за продажу автомобилей прокатным фирмам в Филадельфии, пришлось демонстрировать одну четырехдверную машину Фэрлейн-500 менеджерам крупнейших прокатных компаний. Автомобиль был настолько плохо построен, что при проезде через малейший твердый бугорок на дороге задние дверцы с треском распахивались. Эмерсон решил проблему, привязав их изнутри веревкой.
Потом он мне говорил: Я оказался в диком положении, демонстрируя эту машину. Покупателям понравился дизайн автомобиля, но нельзя было позволить им садиться на его задние места!
В те дни типичный клиент Форда менял свой автомобиль каждые три года. К сожалению, в 1960 году мы в компании Форд потерпели еще один провал. Тогда я думал: Теперь перед нами возникли настоящие трудности. Человек может пережить неудачу один раз. Но как поступит клиент, купивший в 1957 году новый автомобиль, дизайн которого ему понравился, а затем обнаруживший, что машина плохая? Если он останется верен фирме Форд и купит еще один автомобиль этой компании, то он обожжется дважды подряд. После этого он уже никогда не станет покупать машины фирмы Форд. Скорее всего он переметнется к моделям Дженерал Моторс или к импортным автомобилям.
Модель Воларе 1975 года относилась к этой категории. Разумеется, Дженерал Моторс также иногда терпела фиаско, как, например, с моделью Корвейр. Это тот редкий случай, когда я вынужден согласиться с позицией Ральфа Нейдера, лидера движения в защиту интересов потребителей: Корвейр действительно был небезопасен.
Другой провал у Дженерал Моторс произошел с моделью Вега и ее блипообразным алюминиевым двигателем. Вега и Корвейр оказались очень плохими машинами, но Дженерал Моторс представляет собой такую большую и мощную корпорацию, что она способна выдержать один-другой провал без большого вреда для себя.
Маленькая корпорация Крайслер не может позволить себе ни одного.
Я не могу говорить об автомобилях низкого качества, не упомянув о модели Пинто компании Форд. Мы ее выпустили в 1971 году. Нужен был субкомпактный автомобиль. И Пинто оказался лучшим из тех, какие можно было купить но цене до двух тысяч долларов. С этим, очевидно, были согласны многие покупатели, поскольку мы продали за один такой год свыше 400 тысяч машин этой модели. Таким образом, Пинто имел большой успех и стал в один ряд с Фальконом и Мустангом.
К несчастью, Пинто неоднократно попадал в аварии, причем при ударе сзади он загорался. Фирме стали предъявлять судебные иски сотни исков. В 1978 году на крупном процессе в Индиане компании Форд мотор предъявили обвинение в убийстве вследствие халатности. Суд вынес оправдательный приговор, но ущерб, нанесенный престижу фирмы, не поддается учету.
С моделью Пинто возникли две проблемы. Во-первых, бензобак у него расположили за задним мостом. А поэтому достаточно сильный удар сзади мог вызвать загорание. Проблема эта была характерна не только для модели Пинто. В те дни у всех малогабаритных автомобилей бензобак располагался сзади. И все они время от времени загорались.
Но кроме этого, у Пинто бензобак имел такую горло- вину, что ее крышка при столкновении выскакивала. Когда это случалось, бензин вытекал и часто вспыхивал.
Мы всячески отказывались вносить в конструкцию необходимые изменения, и это причинило нам большой ущерб. Даже Джоан Клэйбрук, строгая руководительница Национальной администрации но безопасности движения и протеже Нейдера, однажды скачала мне: Это просто стыд, что вы не можете внести исправления в конструкцию Пинто. Сама но себе модель ведь не хуже других малогабаритных машин. Перед вами стоит не столько техническая, сколько правовая проблема и проблема престижа в общественном мнении.
Кто повинен в этом, кто допустил ошибку? Самый очевидный ответ состоит в том, что вина лежит на руководстве компании Форд, в том числе и на мне. Существует много людей, придерживающихся той позиции, что связанные с этой ситуацией правовые аспекты и соображения престижа оправдывают упорное нежелание руководства фирмы внести в модель изменения, так как, мол, менеджеры компании надеялись, что проблема решится сама по себе. Однако мне представляется, что правильнее поддерживать искусство управления на возможно более высоком уровне, что менеджеры обязаны выполнять свой долг и руководствоваться здравым смыслом независимо от того, какое давление на них оказывают и от кого оно исходит.
Но абсолютно не соответствует истине обвинение, будто мы пытались сэкономить, несколько долларов и сознательно построили автомобиль, грозящий опасностью аварий. Автоиндустрия часто ведет себя самонадеянно, но она не руководствуется бессердечными мотивами. У людей, построивших Пинто, были дети студенты колледжей, сами сидевшие за рулем этого автомобиля. Поверьте мне, не найдется никого, кто бы вынашивал мысль: Я сознательно намереваюсь сделан, эту модель так, чтобы она представляла опасность на дорогах.
В конечном счете мы добровольно отозвали почти полтора миллиона машин модели Пинто. И это произошло в июне 1978 года, за месяц до моего увольнения.
Между тем в начале своей деятельности в фирме Крайслер я столкнулся еще с одной крупной проблемой. В первую неделю моей новой работы я присутствовал на неофициальном совещании, на котором производственный план был сокращен на 10 тысяч машин. Неделю спустя состоялось уже более официальное заседание. На сей раз план первого квартала 1979 года был скоропалительно сокращен уже на 50 тысяч автомобилей,
Меня это озадачило и встревожило. Какого рода мотив действовал при принятии решения о вынужденном сокращении выпуска продукции? С ужасом я обнаружил, что вызвано это было отсутствием заказов со стороны дилеров и что уже не хватало места для размещения новых автомобилей на заводских площадках. Накопившиеся машины называли сбытовым запасом, это означало не что иное, как оправдание для продолжения производства в условиях, когда компания не располагала заявками от дилеров.
Через регулярные интервалы отдел производства сообщал отделу сбыта, сколько и какого типа машин он намерен выпустить. Затем отдел сбыта должен был постараться их продать. По моему представлению, все это было спланировано задом наперед. Компания нанимала молодых выпускников колледжей, которые изо дня в день сидели в гостиничных номерах и названивали но телефонам, пытаясь навязать дилерам автомобили из сбытового запаса, накопившегося на заводских площадках. И такая система действовала годами.
Большая часть излишков автомобилей содержалась на гигантских площадках в районе Детройта. Никогда не забуду посещения ярмарочной площади штата Мичиган, тесно заставленной тысячами нераспроданных Крайслеров, Доджей и Плимутов. Это было живое свидетельство структурной слабости корпорации. Общее количество машин здесь менялось, но обычно их скапливалось намного больше, чем можно было надеяться продать.
Летом 1979 года, когда корпорация Крайслер впервые обратилась за помощью к правительству США, сбытовой баланс составлял 80 тысяч нераспроданных машин. Одно время их количество достигло даже 100 тысяч, то есть запаса готовой продукции почти на 600 миллионов долларов.
В период, когда наличные деньги корпорации стремительно сокращались, а процентные ставки по кредитам держались на высоком уровне, издержки, связанные с хранением таких запасов, исчислялись астрономическими цифрами. Но еще хуже того машины стояли просто под открытым небом и медленно приходили в негодность.
Производство автомобилей в корпорации не имело никакой связи с заказами покупателей на определенные модели и дополнительное оборудование или с заявками дилеров, отражающими конкретный спрос розничных покупателей. Вместо этого какой-нибудь парень из зональной сбытовой конторы заявлял: На этой машине я установлю усилитель руля, а на той автоматическую коробку передач. Я продам одну тысячу синего цвета, а другую зеленого. Если же покупатель желает купить красную машину, то дело совсем дрянь!
Что-то надо было предпринимать с таким громадным запасом автомобилей, и в результате к концу каждого месяца зональные конторы пускались во все тяжкие и объявляли авральные распродажи со скидкой. Сотрудники этих контор тратили не меньше недели в месяц на телефонные звонки, стремясь добиться сокращения запаса готовых автомобилей. А дилеры привыкли к этому. Они быстро сообразили, что если дождутся последней недели месяца, то кто-нибудь из зональной конторы позвонит им и попытается всучить десяток машин со скидкой в цене. Так или иначе, дилеры всегда имели возможность получать автомобили по цене ниже стандартной оптовой. В компании Форд мы время от времени, когда запасы становились слишком большими, также устраивали распродажи со скидкой. Но здесь это стало постоянной практикой.
Как у собак Павлова, у дилеров появились условные рефлексы па подобною рода распродажи. Когда раздавались телефонные звонки, сердца их начинали биться быстрее, так как теперь они могли приобрести автомобили по более низкой цене.
Я понимал, что корпорация Крайслер не сможет стать прибыльной, если мы не избавимся от этой системы, причем раз и навсегда. Я знал также, что добиться этого нелегко. Многие сотрудники компании свыклись с существованием сбытового запаса. Они включали его в свои расчеты. Некоторые даже стали его настоящими поклонниками. Когда я поклялся его ликвидировать, они сочли меня фантазером. В корпорации сбытовой запас был столь велик и так глубоко укоренился в самой системе хозяйствования, что там уже не способны были представить себе жизнь без него.
С дилерами пришлось переговорить очень серьезно. Я объяснил им, что сохранение сбытового запаса разрушает корпорацию. Я сказал им, что в компании больше не будет сбытового запаса и что само это понятие следует исключить из нашего лексикона. Я предупредил их, что отныне запас машин будет сосредоточиваться не у нас, а у них. Я твердо заверил их также, что мы не построим ни одного автомобиля, если не получим на него конкретный заказ, что наша компания, как и дилеры, лишь выиграет от вводимою твердого порядка.
Однако в тот момент установления правильных отношений между производством и дилерами лишь на будущее было явно недостаточно. Нас именно теперь сковывала масса автомобилей в сбытовом запасе. Я объяснил дилерам: Мы не можем продать эти машины торговым фирмам Сирз энд Роубак или Дж. Си Пэнни. Только вы являетесь нашими клиентами, и вам придется изловчиться и купить их у нас, причем я имею в виду, что вы это сделаете теперь же. Я не могу разобрать и вновь использовать узлы и детали. И вы не думайте, что я буду сидеть с этим полумиллиардом долларов, замороженным в запасе - кто бы его ни создал, а вы будете по-прежнему выборочно заказывать автомобили, которыми вам хотелось бы торговать, а с остальными, мол, пусть сам черт расправляется.
Конечно, не сразу, но дилеры разобрали остатки, и мы в конце концов избавились от сбытового запаса. Это оказалось невероятно трудно. Запасы у дилеров уже были велики, а процентные ставки держались на высоком уровне. Но дилеры все же сделали все необходимое, и через пару лет мы наконец наладили производство только по их твердым заказам.
При новой системе сбытовик корпорации сидит рядом с каждым из наших дилеров. Вместе они формируют заказ дилера на ближайший месяц и разрабатывают прогноз его потребностей на последующие два месяца. Мы получаем твердые заявки от дилера, и они образуют основу графика производства машин.
Дилер соблюдает свои обязательства, а мы придерживаемся наших обязательств. Это означает, что мы производим автомобили строго но заказу, сообщаем об их готовности дилеру и в обусловленный срок поставляем ему машины надлежащего качества.
Теперь система приобрела целостность. Мы можем обратиться к какому-нибудь дилеру и предложить ему принять участие в кампании продажи но сниженным ценам при условии, что он приобретает сотню автомобилей. Он может согласиться или отказаться. Но дурачить нас и торговаться из-за количества приобретаемых им машин он уже не может, прекратились также и авральные распродажи в конце месяца.
В результате мы теперь уже не работаем в обстановке повседневной паники. Сегодня, если покупатель не предпочтет выбрать себе машину из запаса дилера, он может совершить свою покупку по заказу и получить ее через несколько недель.
Уже один только сбытовой баланс означал беду для корпорации, но я узнал также, что Крайслер является крупнейшей в мире фирмой по сдаче автомобилей в лизинг.
Вместо того чтобы продавать машины прокатным фирмам Хертц и Эйвис, мы сами сдавали их в лизинг. И каждые шесть месяцев мы выкупали их обратно. Невольно корпорация превратилась в агента по продаже подержанных машин. Наши дилеры не желали торговать этими автомобилями, поэтому приходилось сбывать их по дешевке на аукционах. За первый год своего пребывания в корпорации я списал 88 миллионов долларов в виде убытков но подержанным машинам.
Мы избрали альтернативный принцип: продавать автомобили прокатным фирмам, даже если при этом прибыль оказывалась на минимальном уровне. Пусть у них, у прокатных фирм, болит голова, как впоследствии избавляться от этих машин. Меньше всего корпорация нуждалась в том, чтобы на ее шее висели 60 тысяч подержанных автомобилей.
Прокатные фирмы ведут ожесточенный торг из-за цены на автомобили, но для корпорации Крайслер было особенно важно, чтобы ее модели были представлены в парке этих фирм. У компании Хертц один автомобиль брали напрокат в среднем два-три клиента в неделю, а из этого следовало, что каждый наш автомобиль демонстрировался два-три раза в неделю людям, которые, возможно, никогда прежде не управляли машиной корпорации Крайслер. Они садятся в автомобиль и спрашивают: Кто строил эту машину? Мы получали от клиентов прокатных фирм множество писем примерно такого содержания: Почему вы не рекламируете этот автомобиль? Где вы его прячете? Я взял напрокат Рилайент, проехал на нем от Сиэтла до Сан-Франциско и испытал изумительное ощущение.
Автомобили, сдаваемые напрокат, обеспечивают нам широкую известность. Они привлекают к себе молодежный рынок, более состоятельных людей, представителей свободных профессий, наконец людей более образованных, которые традиционно никогда не помышляли о приобретении одной из моделей фирмы Крайслер. Нам необходимо гораздо глубже проникнуть в юго-западные штаты и в Калифорнию, так как именно там особенно важное значение имеет прокатный бизнес.
Сбытовой баланс, сдача автомобилей в аренду и ряд Других проблем вынудили нас списать в убыток 500 миллионов долларов убыток, вызванный ошибками управления. Только после решения этих проблем мы могли хотя бы приступить к задаче овладения весьма вялым рынком, характерным для этого периода.
Сделать надо было так много, а времени так мало! Мне следовало ликвидировать пять мелких герцогств. Мне нужно было создать в компании известную сплоченность, какое-то единство. Мне надо было избавиться от многих людей, которые не имели представления о том, что они делают. Я должен был заменить их, подыскать на их место опытных работников, способных делать дело быстро. И мне необходимо было как можно скорее внедрить систему финансового контроля.
Все эти задачи носили безотлагательный характер, и решение их можно было осуществить лишь одним способом. Мне требовалась надежная команда опытных специалистов, которые смогли бы помочь возродить компанию прежде, чем она окончательно развалится. Моя самая первоочередная задача состояла в том, чтобы, пока еще не поздно, собрать и сколотить такую команду.
Все хозяйственные операции можно в конечном счете свести к обозначению тремя словами: люди, продукт, прибыль. На первом месте стоят люди. Если у вас нет надежной команды, то из остальных факторов мало что удастся получить.
Когда я поступил в корпорацию Крайслер, то взял с собой мои записные книжки из компании Форд, в которых была отражена служебная карьера нескольких сот фордовских менеджеров. После увольнения я набросал подробный перечень того, что не хотел оставлять в кабинете. Эти записные книжки в черных переплетах, несомненно, принадлежали мне, но можно было также считать, что они являются собственностью компании. Мне вовсе не хотелось возникновения споров. С Генри мы не разговаривали, поэтому я показал свой перечень Биллу Форду, и он разрешил мне забрать с собой записные книжки,
Как только мне стало ясно, что Крайслер остро нуждается в первоклассных специалистах по финансам, я обратился к своим записным книжкам. За несколько месяцев до того, в качестве президента Форд мотор, я попросил главу финансового отдела Дж. Эдварда Ланди представить мне сведения о самых способных финансистах в компании. Ланди принадлежал к первому поколению вундеркиндов, и ему, так же как и многим другим, Принадлежала заслуга создания великолепной финансовой службы в Форд мотор.
На первый взгляд, моя просьба к Ланди была совершенно обычной. Но теперь, оглядываясь назад, мне кажется, будто я как-то подсознательно предчувствовал, что могу вскоре попасть в положение, когда эта информация окажется весьма ценной. И действительно, представленный мне Эдвардом Ланди список явился ниспосланной свыше счастливой находкой.
Я открыл записные книжки и стал смотреть фамилии. Ланди пометил каждого буквами А, В или С. В списке А было около двух десятков фамилий, но у меня не возникло уверенности в том, что кто-либо из них мне подходит. Я уважал Ланди, но его и мои оценки людей расходились. Список А включал первоклассных крохоборов. А я искал нечто большее.
Просматривая список В, я заметил фамилию Джералда Гринуолда. Ему было только 44 года, но он уже многого достиг. Мы с ним неоднократно встречались, и он мне нравился. Я вспомнил, что он постоянно пытается вырваться из финансового отдела. Однажды я помог ему расширить круг его практических знаний, отправив его в Париж в качестве главы купленной нами фирмы Ришье, производившей сельскохозяйственное и строительное оборудование.
Фирма потерпела крах, но Гринуолд не был тому виной. Это была просто неудачная затея, и впоследствии нам пришлось фирму продать.
Затем мы послали Гринуолда в филиал нашей компании в Венесуэле. Он был менеджером агрессивного типа и добился того, что доля компании Форд на автомобильном рынке Венесуэлы как по легковым, так и по грузовым машинам оказалась выше, чем у любого другого зарубежного филиала фирмы.
В то время галлон (3,78 л) бензина в Венесуэле стоил 14 центов, и я всегда поддразнивал Джерри, говоря ему, что при таких условиях он не вправе потерпеть неудачу.
Во Франции ему не повезло, а и Венесуэле, наоборот, сильно повезло. Но в обоих случаях Джералд обнаружил подлинно деловую хватку, он явно был на голову выше крохоборов.
Происхождение и образование Джерри были необычными для менеджеров автобизнеса. Он был еврей, сын владельца птицеводческой фермы из Сент-Луиса, Он получил хорошее экономическое образование в Принстонском университете, а затем поступил в Форд мотор с намерением работать в области трудовых отношений.
В компании ему сказали, что есть лучшее предложение. Гринуолда назначили на должность в новом отделении Эдсел. После того как через несколько недель это новое отделение потерпело фиаско, Джерри подумал про себя: Я только что окончил университет. Разве могло мне сразу же повезти?
Джерри обладал талантом и сноровкой предпринимателя, способного проанализировать проблему и перейти к ее практическому решению. Он не заговаривает дело до смерти, он действует. Он всегда хотел вырваться из сферы финансовой деятельности, а достижения в Венесуэле ярко продемонстрировали, что его способности распространяются и на другие сферы. В общем, мне нужен был Джерри Гринуолд, так как это был настоящий бизнесмен, вот и все.
В декабре 1978 года я позвонил ему в Венесуэлу. Джерри с женой были где-то в гостях, поэтому я попросил передать ему, что хочу с ним переговорить. Когда они вернулись домой, Гленда Гринуолд сразу же догадалась о цели моего звонка и сказала мужу: Не надо ему звонить! Гринуолдам хорошо жилось в Каракасе, где Джерри считался крупной фигурой. Перспектива переезда в Детройт для работы в терпящей крах компании не могла казаться очень уж привлекательной.
Но Джерри все же позвонил мне, и мы условились встретиться в Майами. Сначала он высказался против моего предложения. Он вовсе не был уверен, что ему хочется перейти в корпорацию Крайслер, и очень настаивал на том, чтобы наши переговоры оставались в тайне.
Вторая встреча состоялась в Лас-Вегасе, куда я приехал на съезд дилеров корпорации Крайслер. Когда Джерри прибыл в гостиницу, то с ужасом узнал, что одновременно здесь же проводится съезд дилеров Форд мотор. Он на все время пребывания в Лас-Вегасе заперся в своем номере, чтобы избежать встречи с каким-нибудь знакомым из компании Форд. Мы проговорили с ним весь вечер. Джерри должен был попасть на самолет рано утром следующего дня. В 5.30 утра он позвонил мне и спросил: Вы уже встали?
Вы что, сошли с ума? ответил я. Он сказал, что всю ночь не спал и что ему нужно задать мне еще несколько вопросов, прежде чем принять окончательное решение. Я предложил ему сразу же прийти ко мне в номер. Пока я сидел в купальном халате, он изложил мне свои сомнения. Всю жизнь, говорил он, я стремился вырваться из проклятого круга крохоборов в компании Форд. А теперь в корпорации я ведь попаду в тот же круг.
Я объяснил ему, что он мне нужен для того, чтобы заново создать систему финансового контроля, а когда это будет осуществлено, перед ним откроется дорога в другие сферы деятельности. Когда он вышел из моего номера и стал спускаться по лестнице, я окликнул его: Подождите минутку, Джерри. Вы сможете достигнуть поста президента гораздо скорее, чем думаете. Он бросил на меня скептический взгляд, будто я собирался его надуть. Но я был настроен вполне серьезно. Уже через два года Джерри занял пост номер два в корпорации Крайслер.
После того как он дал согласие перейти к нам, Джерри слетал в штаб-квартиру компании Форд в Дирборне, чтобы поставить руководство фирмы в известность о своем решении. К его удивлению, сам Генри попросил о встрече. Оба Форда Генри и Билл понимали, что Джерри это сокровище, и они попытались отговорить его от перехода в фирму Крайслер. Джерри объяснил Генри, что он просто не может отказаться от такого увлекательного дела, какое ему сулит Крайслер, а именно от возможности принять участие в возрождении крупной, но переживающей кризис компании. Генри лучше всех может оценить его побудительные мотивы, сказал Джерри, поскольку сам Генри столкнулся с такой же острой проблемой, когда пришел в компанию своего деда в 1946 году. Это заставило Генри умолкнуть столь очевидной была аналогия.
Одна из первых задач Гринуолда заключалась в том, чтобы сосредоточить в одном центре подлежащие оплате счета. Придя из компании Форд, он, вероятно, был потрясен, когда обнаружил, что оплата счетов производится почти из тридцати различных мест.
Первые несколько дней своего пребывания на новом посту он посвятил подробным беседам с администраторами из отдела главного бухгалтера-ревизора. Как и следовало ожидать, ему стало ясно, что они представления не имели о том, как оценивать с финансовой точки зрения деятельность менеджеров, и не в состоянии были npoанализировать последствия принимаемых корпорацией решений. У него уходила уйма времени на поиски людей, которые несут хотя бы минимальную ответственность за что бы то ни было. На его вопросы следовал ответ: За контроль над издержками отвечают все. Джерри отлично понимал, что это значит: в конечном счете никто не нес такой ответственности.
Одним из катастрофических участков, которые обнаружил Джерри, был существовавший в корпорации механизм формирования затрат на гарантийный ремонт, достигавших в год колоссальной суммы 350 миллионов долларов. Гринуолд немедленно потребовал представить ему перечень десяти важнейших проблем, связанных со сроками гарантии, и но каждой назвать отвечающего за нее сотрудника, а также план исправления существующих в этом деле недостатков и сокращения издержек. К его ужасу, он очень скоро узнал то, что мне уже было известно. В корпорации Крайслер, чтобы получить финансовые данные, относящиеся к какой-либо проблеме, сначала надо было создать систему, обеспечивающую возможность получения таких данных.
Джерри не давал мне забывать, что он хочет быть в фирме чем-то большим, чем главный бухгалтер-ревизор. По прошествии нескольких месяцев, окончательно убедившие в его способностях, я обратился к нему с предложением: Если можете подобрать на свое место человека, который окажется столь же квалифицированным, то я освобожу вас от этого поста, чтобы вы могли заняться чем-то другим.
Гринуолд сразу же привел Стива Миллера, который был его главным финансовым менеджером в Венесуэле. В роли главы финансового отдела корпорации Миллер оказался великолепным участником созданной нами команды менеджеров. В ходе наших, казалось, бесконечных переговоров с сотнями банков в течение 1980 и 1981 годов Миллер внес решающую лепту в нашу работу. Поразительно, но Миллеру и Гринуолду удавалось сохранять спокойствие и выдержку в те хаотические времена. Без них корпорация не могла бы возродиться к жизни.
Еше до того как я прибыл в Крайслер, Хэл Сперлих уже работал там. Он перешел туда после того, как в 1977 году Генри Форд его уволил. Встретить Хэла Сперлиха в фирме Крайслер было все равно что найти в раскаленной пустыне кружку холодного пива. Спасибо тебе, Генри!
Всякий раз, когда я втягивал кого-либо в свою команду, я испытывал некоторое чувство вины. Чтобы привлечь этих людей, мне приходилось лгать самому себе. Если бы я был предельно честен, мне следовало бы сказать им всю правду: Держитесь подальше отсюда, вы себе представить не можете, как плохо здесь обстоят дела! Но этого сказать им я не мог. Мне приходилось говорить лишь то, что, как я сам отчаянно надеялся, окажется правдой, а именно: если удастся сколотить надежную группу менеджеров, мы сможем снасти компанию.
Между тем со Сперлихом у меня этой проблемы не возникало. Он уже до моего прихода сюда пару лет работал в корпорации Крайслер и отлично понимал, как плохи здесь дела. Не раз говорил я ему: Сукин сын, как ты допустил, чтобы я согласился запять здесь этот пост? Почему ты меня не предостерег? Он также лгал самому себе, чтобы добиться моего прихода в Крайслер.
Но я прощаю Сперлиху, поскольку опыт работы в корпорации создавал уже большое преимущество перед вновь привлеченными менеджерами: он уже знал положение дел в фирме. Хэл был как бы моим разведчиком. Риккардо мог показать мне официальный балансовый отчет корпорации, по только Сперлих действительно знал во всех тонкостях фактическое положение дел.
В результате он сумел выявить много хороших работников, которых прежнее руководство не замечало. Многие из них оставались на значительно более низких ступенях управления, чем заслуживали, поэтому Хэлу пришлось основательно покопаться. Он обнаружил ряд способных молодых людей, которых держали в глубокой тени. Они обладали талантом и горячим желанием работать, просто их надо было выявить.
К счастью, раковое заболевание корпорации Крайслер еще не перешло в метастазы. Хотя мне пришлось заменить почти всех высших менеджеров, в низах сохранилось множество динамичной талантливой молодежи. Когда мы начали избавляться от недостаточно компетентных администраторов, нам уже было несколько легче найти им замену. До сих пор не могу постигнуть, как это прежнее руководство корпорации их не замечало. Я говорю о людях с искрой Божьей достаточно взглянуть на них, чтобы понять, на что они способны.
Я быстро повысил Сперлиха в должности, назначив его вице-президентом, ответственным за планирование новой продукции. Через короткое время я выдвинул его на пост руководителя всех операций компании в Северной Америке. Раньше я считал, что Сперлих внес значительную ленту во все проекты, удачно осуществленные в фирме Форд в 60-х и 70-х годах. Теперь же этот же вывод относится к его работе в корпорации Крайслер.
Хэл фантазер, но очень прагматичный. Он знает, как делаются деньги, а не тратит энергию но пустякам. Он признает необходимость сбора фактов и их анализа, но до определенного предела. Затем он ставит вопрос: Ладно, а что можно сделать практически? И принимается за дело. Это человек, знающий, как надо двигаться вперед.
Хэл обладает также поразительной способностью прогнозировать будущее, предвидеть, на что люди предъявят спрос через три-четыре года. Еще со времен Мустанга мы с ним тесно сотрудничали и друг на друге проверяли свои замыслы. У нас обоих была репутация людей ясновидящих. Я бы сказал, что мы оба по меньшей мере стоим вровень с любым крупнейшим в мире специалистом но автомобильному бизнесу!
У нас, конечно, возникают разногласия, но и они составляют органическую часть наших рабочих взаимоотношений. Хэл любит меня вышучивать. Он говорит, что я становлюсь слишком стар, чтобы понять процессы, происходящие на рынке молодежных автомобилей. Может быть, он и нрав. Может быть, именно поэтому я все еще прислушиваюсь к его мнению. Но, черт возьми, не всегда. Он лишь на пять лет моложе меня. Он и сам уже выглядит старше, но после того как в течение двадцати четырех лет он терпел мой характер, это естественно.
С самого начала Гринуолд и Сперлих действовали великолепно, но два человека еще не образуют команду менеджеров. Мне срочно требовалась помощь. И я знал, откуда ее взять. Существовала одна группа людей, обладавших богатым опытом и уже доказанными способностями, которые попросту зря пропадали. Это были вышедшие в отставку менеджеры компании Форд. Мне нужно было мобилизовать их знания и здравый смысл, чтобы привести в порядок дела в фирме Крайслер.
Гэр Локс работал у Форда как в области маркетинга, так и в сфере организации отношений с дилерами. Когда состоялось представление Мустанга, он ведал сбытом в отделении Форд. Затем он был генеральным управляющим отделения Линкольн-Меркьюри.
Когда президентом компании Форд был Кнудсен, Гэр ушел из фирмы и возглавил торговую палату Далласа. Через несколько лет он стал компаньоном Арнольда Палмера в дилерской фирме отделения Кадиллак в Северной Каролине.
Но меня привлекал не только опыт Гэра. Для меня была важна также его личность. Он принадлежал к тому сорту людей, с которыми все любят общаться, выпить стаканчик, доверительно поговорить. И я знал, что он легко сумеет добиться улучшения отношений корпорации с нашими дилерами. Боже мой, как же нам это было необходимо!
Отношения между дилерами и руководством корпорации были на редкость плохими. Меня поразили и ужаснули сами способы их общения, сердитые и оскорбительные письма, какими обменивались обе стороны. В компании Форд у меня всегда складывались очень хорошие отношения с дилерами, но мне потребовалось двадцать лет, чтобы добиться их доверия. Совсем иное дело познакомиться с целой повой группой дилеров, а двадцати лет в моем распоряжении теперь явно не было. Я не мог сам, лично навести все мосты. Самым подходщим для этого дела оказался Гэр Локс.
Я привлек его для того, чтобы помочь обеим сторонам умерить свой пыл и начать выслушивать друг друга. В конце концов, то, что хорошо для Крайслера, хорошо и для дилеров, и наоборот. Вместо того чтобы обмениваться обвинениями и кидаться друг в друга черепками, нам необходимо было создать атмосферу, в которой кто-либо из высшего руководства мог бы сесть за стол с дилерами и обсудить с ними все их жалобы и трудности, одни за другими.
А у дилеров действительно накопилось много претензий к корпорации. У них были все основания сердиться на руководство, так как с ними очень плохо обращались. На протяжении ряда лет компания поставляла им барахло и требовала его продавать. Качество автомобилей фирмы Крайслер было столь низкое, что дилеры уже свыклись с необходимостью доделывать поступающие к ним новые машины.
В таких условиях как же можно было ожидать от них вежливости и восторженного рвения? Как можно было ожидать, чтобы они нам верили?
На нас обрушивался поток писем от клиентов, посещавших демонстрационные залы корпорации. В письмах утверждалось: Ничего от этих парней добиться невозможно, или: Я смотрел рекламную передачу, призывающую посетить автосалон и выяснить все, касающееся модели вашей фирмы. Я пришел, чтобы это выяснить, но ни с кем нельзя было поговорить. Казалось, что все продавцы либо пьют кофе, либо читают ежедневный бюллетень гонок.
Чего же от меня хотят? Каждый раз, прочитав такое письмо, я приходил в бешенство. Меня ужасно возмущало, что мы теряем покупателей, действительно желающих иметь с нами дело, не говоря уже о том, что именно покупатели могли выручить компанию из беды.
Поэтому я поручил Гэру провести серию семинаров с дилерами и напомнить им некоторые элементарные правила. Если покупатель пришел в твой салон, прояви к нему максимум внимания. Беседуй с ним. Дай ему информацию, в которой он нуждается, чтобы совершить покупку стоимостью 10 тысяч долларов. Он не всегда точно знает, чего именно хочет. Он может понятия не иметь, что такое промежуточный вал или какое преимущество даст ему передний привод. К тому же мужчины теперь уступили первое место женщинам. Свыше 50 процентов автомобилей сейчас покупают женщины, а они далеко не всегда разбираются в технике. Им нужна некоторая деликатная помощь. Правильное обращение с клиентами требует знаний, времени и терпения. В конце концов, если продавцы не обладают этими качествами, им следует искать себе другую профессию. (Я всегда вспоминаю выговоры, которые делал мой отец официанткам в его ресторане.)
Гэр сообщил дилерам, что новая администрация фирмы намерена ввести атмосферу дисциплины на всех участках хозяйственной деятельности. Он сказал им, что мы признаем наличие проблемы низкого качества автомобилей и полны решимости ее снять. Он объяснял им, что мы твердо будем соблюдать принятые на себя обязательства вести хозяйство в пределах намеченных смет и строго придерживаться установленных графиков. Он сказал дилерам, что вся компания перестраивается на рациональной основе и что отныне они могут на нас полагаться.
Поначалу Гэр согласился взять на себя обязанности консультанта на несколько месяцев, продолжая участвовать в руководстве своей дилерской фирмы в Северной Каролине. Но вскоре мы убедили его остаться в корпорации на пару лет в качестве ответственного за организацию сбыта и маркетинга.
Когда мы занялись проблемой качества, стало совершенно очевидно, что перед корпорацией Крайслер стоят очень серьезные задачи. В таком важном деле нельзя все решить взмахом дирижерской палочки. Даже если качество ваших машин улучшится сразу же, требуется время на то, чтобы публика это осознала. Здесь можно провести аналогию с девицей дурного поведения, которая исправилась и стала на праведный путь. В первые год-два никто ей не станет верить.
Поначалу покупают автомобили, руководствуясь их внешним видом и ценой, но продолжают покупать, если убеждаются в их высоком качестве. Когда дело касается представлений публики о качестве автомобиля, тут одна лишь реклама не помогает. Не помогают также пресс-конференции или другие публичные мероприятия. Здесь единственное решение проблемы состоит в том, чтобы построить действительно высококачественную машину, установить на нее конкурентоспособную цену, а затем обеспечить хорошее техническое обслуживание. Если выполнить эти условия, публика устремится в ваши демонстрационные залы.
Чтобы заполучить специалиста по качеству, я привлек вышедшего в отставку Ханса Маттиаса и назначил его консультантом. Ханс был у меня главным конструктором в отделении Форд, а позднее руководил производственным отделом Форд мотор компани. Его специальностью был контроль за качеством. До выхода в отставку в 1972 году он больше всех остальных способствовал повышению качества продукции фирмы. За два года службы в корпорации Крайслер он и здесь сыграл такую же роль.
Вместе со Сперлихом Маттиас приложил большие усилия к тому, чтобы усилить дисциплину в процессе организации производства. Сперлих всегда работал над созданием перспективных моделей, которые предстояло запустить в производство примерно через три года. Не скупись, говорил я ему, как бы плохо ни обстояли дела в данный момент. Единственный для компании способ выжить это держаться на уровне в период появления на рынке моделей нового типа. Сегодня качество наших машин не хуже или чаще не лучше любых других автомобилей американского производства. И мы быстро догоняем по качеству японские автомобили.
Публика весьма
цинично стала относиться к практике
большого бизнеса, причем с полным
основанием. Иногда американские автомобили
были столь низкого качества, что публике
казалось, будто мы специально их делали
такими. Большинство людей не понимает, что в
интересах компании выпускать машины
изначально высокого качества. Когда мы
обнаруживаем дефект на заводе, его
устранение может обойтись нам в 20 долларов
за час работы. Если же мы дефект не заметили
и его приходится исправлять дилеру,
издержки по гарантийному ремонту
возрастают до 30 долларов за час. Хотя мне не
хочется платить за час работы и 20 долларов,
но платить 30 долларов, несомненно, гораздо
хуже.
Автомобиль представляет собой очень сложную машину, причем с каждым годом она становится все сложнее. Возьмем, например, систему кондиционирования воздуха. Когда покупатель выкладывает дополнительные 700 долларов за поддержание летом прохлады в машине, он хочет, чтобы его затраты окупились. Любой конструктор системы кондиционирования должен помнить следующее: не имеет никакого смысла создавать такой кондиционер, которому требуется 30 минут на охлаждение салона машины, поскольку большинство поездок длится не больше этого времени. Следовательно, необходимо устанавливать быстродействующие кондиционеры. Но вместе с тем они не должны быть слишком шумными. Конструктор кондиционера не вправе заявлять: Это не моя проблема. Мое дело было обеспечить охлаждение салона. Он обязан интегрировать, вписать свой узел в общую систему автомобиля.
Конструктор должен одновременно решать несколько задач. Во-первых, деталь или узел должны иметь малый вес, поскольку их чрезмерный вес, как и вес всех остальных компонентов машины, сказывается на ее скорости. Во-вторых, издержки производства детали или узла должны быть, но понятным соображениям, возможно более низкими. Наконец, конструктору следует предусмотреть легкость и простоту изготовления детали или узла. Сборка двух деталей всегда проще и надежнее, чем сборка трех.
Легкость и простота изготовления вот ключ к качеству. Моя конструкция великолепна. Такой аргумент я выслушивал годами. И всегда при этом думал: Да, она настолько великолепна, что я не в состоянии ее изготовить.
Разумеется, качество не является заботой только конструктора и инженера. Оно должно составлять органическую часть сознания и заводских рабочих. С созданием постов качества наши рабочие стали более сознательно, чем прежде, участвовать в производственном процессе. Мы собираем их в одну комнату и ставим перед ними вопросы: Как вы относитесь к данной производственной операции? Можете ли вы ее выполнить? Конструктор утверждает, что можете. И цеховое начальство также говорит, что можете. Но операцию выполнять предстоит только вам. Как же вы сами считаете?
После этого рабочие отправляются в цех и день-другой пытаются выполнить данную операцию. Если у них она не получается, они возвращаются и говорят: Это неудачная идея. Мы считаем, что лучше сделаем вот так. Среди рабочих довольно быстро распространяется весть о том, что администрация прислушивается к их мнению, что нас действительно заботит проблема качества, что мы готовы воспринимать новые идеи и что мы не просто кучка тупиц.
Когда дело касается качества, быть может, самое важное это чтобы рабочий поверил в то, что его мнение будет услышано.
Мы создали также Программу качества, осуществляемую совместно профсоюзом автомобильных рабочих и администрацией фирмы. Она провозглашает: Обо всем остальном мы можем спорить, но когда речь идет о качестве, мы не намерены вести борьбу друг с другом. Вопрос о качестве нельзя смешивать с другими спорными вопросами и решать путем обычных конфронтации между рабочими и администрацией.
В компании Форд Ханс Маттиас создал атмосферу, в которой проблеме качества действительно придавалось большое значение. Когда я попросил его помочь нам, он не стал медлить. За полтора года он навел дисциплину в организации производства на предприятиях Крайслер. К тому же он все это проделал, будучи консультантом, а всем известно, что от консультантов не ждут никакой работы!
Мы с Маттиасом хорошо понимали друг друга. Уже через десять минут пребывания в корпорации Крайслер он сказал мне: Вы понимаете, что здесь выпало на вашу долю? Это такой запутанный узел, какой мы никогда не сможем распутать. Но он его распугал. Каждое утро он отправлялся на заводы и выборочно снимал с конвейера пять машин. Затем притаскивал новую Тойоту и требовал от производственников найти разницу между японской машиной и нашими. Очень скоро мастер должен был признать: Да, наши автомобили действительно плохи.
Затем следует Джордж Бате, который уже служил в корпорации, когда я туда прибыл. Джордж проделал большую работу по улучшению качества продукции фирмы. Я всем в компании четко разъяснил, что нашей первостепенной задачей является повышение качества автомобилей. И я полагаю, что все это осознали. Для Джорджа был создан специальный отдел контроля над качеством. И он стал моим главным контролером, высшим менеджером, отвечающим за все проблемы, связанные с обеспечением качества продукции.
В разгар дискуссии 1979 года о затратах по гарантийному ремонту, когда мы направо и налево сокращали издержки, Маттиас и Бате явились ко мне с предложением направить на заводы еще 250 человек для улучшения контроля за качеством. Мы тогда не могли это себе позволить. Но я тем не менее утвердил их план, поскольку для того чтобы фирма вообще имела какое-то будущее, нам довершение необходимо было выпускать продукцию высокого качества.
Говоря о качестве, я не могу не отметить Стива Шарфа, который теперь возглавляет все производственные операции фирмы. Он также уже служил здесь к моменту моего прихода. Это был еще не отшлифованный алмаз, один из тех, кого в течение ряда лет держали в тени. Когда же на него возложили новые обязанности, он с ними великолепно справился.
Затем идет Дик Доч, который пришел в Крайслер после того, как работал в фирмах Дженерал Моторс и Фольксваген. Из этих двух компаний Доч привел за собой пятнадцать отличных менеджеров. Это обстоятельство часто упускают из виду те, кто пытается понять, как воз- родилась корпорации Крайслер. Я привлек сюда из корпорации Форд всех известных мне способных администраторов специалистов в области маркетинга, финансов и материально-технического снабжения, но, когда дело коснулось качественных параметров производства автомобилей, я стал подыскивать талантливых менеджеров из фирм Дженерал Моторс и Фольксваген. Таким образом, у меня сложилась команда из опытных и молодых производственников и управленцев, а также отставников, и все они хорошо сработались. Это оказался тот уникальный сплав, который столь быстро обеспечил возрождение качества наших машин.
Действуя в тесном сотрудничестве, Маттиас, Бате, Шарф и Доч придали единство, целостность системе организации производства. Именно эта преданность принципу высокого качества продукта, так же как работа блестящей группы конструкторов и инженеров во главе с Доном Делароссой и Джеком Уитроу, позволяют нам выступать в качестве лучшей в мире автомобильной компании, предоставляющей гарантию на пятилетний срок и на 80 тысяч километров пробега.
Такая гарантия отнюдь не рекламный трюк. Подобный трюк просто немыслим. На четвертом и пятом годах эксплуатации, когда автомобиль начинает стареть, было бы слишком дорого ремонтировать двигатели и коробки передач, если бы они стали выходить из строя. Такое обстоятельство сокрушило бы фирму.
К счастью, качество и производительность труда это две стороны медали. Все меры, направленные на повышение качества, повышают также производительность труда. Когда качество повышается, издержки по гарантии снижаются, так же как снижаются затраты на технический осмотр и ремонтные работы. Если с самого начала обеспечивается высокое качество производства, снижаются и затраты на конструкторские и сборочные работы, а приверженность владельцев машин фирме, их создавшей, также начинает укрепляться,
Кроме Гэра Локса и Ханса Маттиаса, я привел в Крайслер еще одного вышедшего в отставку бывшего фордовского менеджера. Пол Бергмозер работал в компании Форд на протяжении тридцати лет в должности вице-президента, курировавшего материально-техническое снабжение. Это человек жесткого и новаторского склада, и я знал, что он способен изыскать десяток способов сделать то, что любой другой объявляет неосуществимым.
Послушай, Берджи, сказал я ему по телефону, я здесь совершенно одинок. Я постарался объяснить ему обстановку в фирме Крайслер, где отсутствуют системы и организационные подразделения, к которым мы привыкли в фирме Форд. Он также согласился работать в корпорации Крайслер, сначала консультантом, а затем, примерно через год, президентом компании.
Когда Пол явился в
Хайленд-парк, он поразился тому, что там
увидел. Он не раз приходил ко мне и
жаловался:
Знаете, я для вас провожу раскопки, но вы
не поверите, что я обнаруживаю под горами
хлама, которые мне приходится
переворачивать. Все это было настолько
дико, что иногда нас даже разбирал смех.
После года работы консультантом он мне
пожаловался: Ли, я получил отличный
бухгалтерский отчет, из которого следует,
что корпорация за год потеряла один
миллиард долларов. Однако анализом того,
каким образом возник этот убыток, я не
располагаю. Все, что я мог ему сказать в
ответ, было:
Добро пожаловать в Крайслер.
Подобно всем тем из нас, кто работал у Форда, Берджи привык к хорошо поставленной системе организации труда. Здесь же он не обнаружил почти никакой системы организации деятельности материально-технического снабжения отдела, который даже по самым размытым критериям, существовавшим в корпорации, отличался самой низкой эффективностью. К несчастью, фирма Крайслер в большей мере зависит от внешних поставщиков, чем Дженерал Моторс или Форд, производящие многие детали и узлы на собственных предприятиях.
Будучи маленькой компанией в большой тройке, фирма Крайслер не всегда оказывалась в состоянии добиться наивыгоднейших цен на поставляемые детали и узлы. Еще того хуже, компания плохо обращалась со своими поставщиками, и с годами последние стали ей отвечать тем же. В результате мы не всегда могли рассчитывать на регулярную поставку нам деталей и узлов. Итак, Берджи предстояло начинать почти с нуля и проделать уйму работы.
Как отмечалось выше, Локс, Маттиас и Бергмозер были уже в отставке, когда я позвал их себе на помощь. Без них я бы пропал. Каждый обладал многолетним опытом и желанием этот опыт использовать на деле.
Почему они приняли мое предложение? Объясняется ли это, как многие полагали, моей великой способностью убеждать? Конечно, нет. Просто они были моими друзьями. Я знал, что они относятся к тому сорту людей, которые откликаются на призыв и готовы протянуть руку помощи. Они считали, что это может доставить им удовольствие. Даже когда возникали определенные трудности, эти ребята все равно продолжали свое дело. Они обладали очень важным качеством силой воли.
Впрочем, это относится и ко всем, кто включился в нашу команду. Только люди с определенным темпераментом могли взяться за такое дело. С их стороны это был не только ответ на призыв, это был смелый риск. И в процессе проделанной ими громадной работы никто из них ни разу не проявил слабости. Никто не допустил колебаний и сомнений в себе. Никто не впадал в истерику. Никто не задавался вопросом: Зачем я отказался от многообещающей карьеры в преуспевающей фирме ради поста в этой неблагополучной компании? Это были энергичные люди, люди, обладающие твердым характером и большим мужеством. Я исполнен благодарности к каждому из них и никогда их не забуду.
Но особенно я чувствую себя в долгу перед теми, кто пришел в Крайслер, уже будучи в отставке. Давайте вдумаемся: обязательный выход в отставку по возрасту это Ужасная вещь. Я всегда считал нелепой практику, при которой человека, достигшего 65 лет, мы обязаны независимо от его физического состояния немедленно отправлять в отставку. Мы должны полагаться на наших старших менеджеров, Они обладают опытом. Они обладают мудростью.
В Японии в руководстве автомобильных фирм все еще находятся более старшие по возрасту менеджеры. В ходе моей последней поездки туда самому молодому из тех, с кем я там встречался, было 75 лет. И я не думаю, чтобы и в дальнейшем такая практика наносила Японии большой ущерб.
Если человек в возрасте 65 лет все еще может трудиться и хорошо справляться со своими обязанностями, почему он должен уходить в отставку? Вышедший в отставку менеджер долго работал в фирме и все о ней знает. За много лет он немало постиг. Что плохого в преклонном возрасте, если человек здоров? Люди забывают, что возрастные параметры здоровья резко повысились. Если человек физически здоров и горит желанием делать свое дело, почему бы не использовать его опыт и знания?
Я встречал очень много менеджеров, которые заявляли, что уйдут в отставку в 55 лет. Затем, когда они достигали этого возраста, они просто вынуждены были это сделать Они так часто повторяли свое заявление, что были им связаны, хотя сами уже не горели желанием уходить в отставку.
Я полагаю, что это очень печальное явление. Многие из этих людей, выйдя на пенсию, просто погибают. Они уже привыкли к стремительному темпу жизни, полной волнений и отчаянного риска, больших удач и больших провалов. Затем они внезапно и резко меняют образ жизни, играют в гольф, а обедать ходят домой. Я знавал немало людей, которые умерли спустя несколько месяцев после ухода в отставку. Конечно, работа может убить. Но убить может также и безделье.
Теперь можно сказать, что я привел в порядок мои ударные тылы. Но мне еще следовало укрепить свои внешние позиции. Для окончательного укомплектования новой команды мне следовало пополнить ее знатоками маркетинга. Собственно, маркетинг это моя специальность. Поэтому я был буквально ошарашен тем, что обнаружил в фирме Крайслер.
Решил я проблему несколько необычным путем. Я созвал 1 марта 1979 года в Нью-Йорке пресс-конференцию, чтобы объявить об очень важном приобретении. Мы заменили два рекламных агентства фирмы Крайслер Янг энд Рабикэм и ВВДО нью-йоркским агентством Кенион энд Экхард, которое очень успешно работало на отделение Линкольн-Меркьюри компании Форд.
Даже по стандартам Мэдисон-авеню отказ от услуг наших рекламных агентств являлся безжалостной акцией. Это к тому же была крупнейшая смена контрактов в истории реального бизнеса. Речь шла об операциях в 150 миллионов долларов, и такая акция должна была продемонстрировать деловому миру, что мы не боимся предпринимать смелые шаги, совершенно необходимые, если намерены поставить нашу корпорацию прочно на ноги.
В тот момент агентство Кенион энд Экхард все еще имело 75-миллионный контракт с фордовским отделением Линкольн-Меркьюри. Чтобы перейти на обслуживание корпорации Крайслер, оно должно было немедленно отказаться от контракта с Фордом. Я убежден, что Генри не испытал большой радости, услышав эту новость, которая явилась для него внезапным ударом. Наше объявление об этой сделке было очень тщательно подготовлено, и представителей фирмы Форд о ней информировали лишь за два часа до пресс-конференции. Сделка готовилась в обстановке строжайшей секретности, и практически никто в Детройте не знал о ней до официального объявления.
После произведенной перемены фирма Янг энд Рабикэм стала новым рекламным агентством отделения Линкольн-Меркьюри. Года два спустя, когда масштабы операций корпорации Крайслер переросли возможности одного рекламного агентства, фирма ВВДО вернула себе контракт с нашим отделением Додж. Таким образом, вся эта история завершилась переменой мест музыкантов в оркестре.
Два замененных мною агентства были совсем неплохими. Но передо мной возникло такое множество проблем, что мне необходимо было кое-что упростить. В моем распоряжении просто не оказалось года, который ушел бы на налаживание отношений с двумя совершенно новыми для меня рекламными фирмами. У меня не хватало времени на то, чтобы преподать им мою философию бизнеса или мои методы ведения дела. Поэтому я привлек в корпорацию знакомых мне профессионалов, которые хорошо Меня знали и понимали с полуслова.
По моему мнению, Кенион энд Экхард является лучшим агентством в рекламном бизнесе. В компании Форд оно выдвинуло лозунг Форд располагает лучшей идеей, хотя кое-кто в компании возражал против этой формулы и предлагал выразить ее иначе: Форд располагает самой лучшей идеей. Формула Форд располагает лучшей идеей придумана Джоном Моррисси, который до недавних пор занимал пост председателя правления Кенион энд Экхард, ведавшего ее операциями в США. Джон начал свою карьеру в фирме Дж. Уолтер Томпсон, откуда перешел в компанию Форд, а затем стал работать в агентстве Кенион энд Экхард. Он человек ярко выраженного творческого склада, и мы с ним много лет сотрудничали.
Именно агентство Кенион энд Экхард предложило использовать знак дикой кошки, который сыграл одну из решающих ролей в возвращении к жизни отделения Линкольн-Меркьюри. Заслуги агентства в удвоении в 70-х годах рыночной доли отделения Линкольн-Меркьюри неоспоримы. Задача рекламирования продукции Линкольн-Меркьюри была очень сложной, и именно в те годы я убедился, что фирма Кенион энд Экхард способна успешно действовать в кризисной ситуации.
Поскольку это агентство было связано с компанией Форд в течение 34 лет, мы предложили ему пятилетний контракт, что являлось беспрецедентным случаем в мире рекламы, где практикуются краткосрочные контракты. Мы также предложили фирме осуществлять более широкое участие в деятельности корпорации, чем это делало любое агентство в прошлом. При выпуске любой новой модели создание ее образа в глазах широкой публики столь важно, что расценивается уже как наполовину выигранное сражение. Чем глубже участие рекламного агентства в работе автомобильной компании, тем больше пользы для обеих сторон. Сотрудники Кенион энд Экхард были нашими активными партнерами. Представители фирмы вошли в состав членов наших важнейших комиссий, включая комиссии по планированию новых моделей и по маркетингу. Она стала составной частью корпорации Крайслер, поддерживая с нами самые тесные связи, на какие только способно рекламное агентство. Фактически она превратилась в наше орудие, обеспечивающее маркетинг и рекламные публикации во всех видах средств массовой информации.
Такое тесное единение рекламного агентства со своим клиентом никогда прежде не практиковалось в автобизнесе. Но я всегда полагал, что когда корпорация намеревается затратить 100 миллионов долларов на создание новой модели, она не должна ожидать от работников рекламы моментального выдвижения творческих идей в рекламировании этой модели. Работники рекламы должны принимать участие во всем процессе рождения новой машины. Им следует участвовать во всех совещаниях, где обсуждаются ее параметры. Они могут давать самые полезные советы на возможно более ранних стадиях ее разработки, например ее не станут покупать, потому что... или это название не подходит, так как....
Большое преимущество при подобной организации дела заключается в возможности ускорения всего процесса создания модели и запуска ее в производство. Однажды в четверг в четыре часа пополудни мы приняли решение предложить покупателям новую скидку в цене в размере 10,9 процента. Фирма Кенион энд Экхард сразу же стала готовить рекламную передачу. К пяти часам утра следующего дня она была готова. В субботу она уже пошла в эфир. Когда необходимо выполнить какое-либо дело, я предпочитаю осуществить его быстро. Мне необходимо рекламное агентство, способное действовать в таком же темпе.
Одно из первых предложений агентства состояло в том, чтобы вернуть эмблему с изображением барана, которая когда-то крепилась на грузовиках Додж, а затем была снята. Исследования агентства показали, что покупатели требовали грузовик, который отличался бы прочностью, продолжительностью срока эксплуатации, надежностью, словом, чтобы это была солидная машина. Вот почему рекламная фирма воскресила тему барана в словах грузовик Додж напорист, как баран и восстановила его эмблему и формулу как на самих грузовиках, так и в рекламных публикациях. Через короткое время наши грузовики воспринимались публикой как машины класса Шевроле и Форд.
Вскоре наша продукция стала популярной среди тех клиентов, которым прежде даже в голову не приходило приобрести Додж.
Однажды, когда продажи шли очень вяло, агентство предложило рекламную передачу со следующим обращением к публике: Просим вас присмотреться к продукции фирмы Крайслер. Приходите и совершите пробную поездку на одном из наших автомобилей. Если вы это сделаете и если вы затем все же купите автомобиль у наших конкурентов, мы выплатим вам пятьдесят долларов только за внимание к нам.
Очевидно, эта идея представлялась несколько неразумной. Многие наши дилеры воспротивились ее применению. Они считали, что ею станут злоупотреблять. Но они ошиблись. Мы привлекли множество покупателей в наши демонстрационные залы и продали изрядное количество автомобилей.
Тем не менее дилеры продолжали видеть в ней трюк, хотя пятьдесят долларов выплачивали не дилеры, а компания. Через несколько месяцев мы отказались от этой затеи, так как дилеры ее не поддержали. Но я все же думаю, что сама идея была прекрасная.
Другая отличная программа по маркетингу, разработанная агентством, касалась гарантийного возврата денег за купленный автомобиль. Она предлагала покупателям следующее: Купите одну из наших моделей. Заберите ее, пользуйтесь ею в пределах тридцати дней и, если она вам по какой бы то ни было причине не понравится, верните ее, а мы вернем вам ваши деньги. При этом мы оговаривали лишь одно условие 100 долларов удерживались за амортизацию автомобиля, поскольку мы уже не могли продавать его как новый.
Мы осуществили эту программу в виде опыта в 1981 году, и весь Детройт счел нас глупцами: А что если человеку просто разонравится машина? А вдруг он просто передумает? А быть может, его жене не понравится цвет автомобиля?
Если бы подобные случаи происходили часто, на нас обрушился бы поток покупателей, требующих возврата денег. Одна только связанная с этим канцелярская работа могла бы нас погубить.
Но, к удивлению скептиков, программа действовала очень успешно. Большинство людей ведут себя честно, очень мало кто пускается на хитрость и ловчит. По нашим расчетам, вернуть назад купленные машины мог один процент покупателей. Просто поразительно, по лишь менее 0,2 процента покупателей воспользовались возможностью вернуть автомобили.
И в данном случае мы имели перед собой революционную идею, и я очень доволен, что мы проверили ее на деле. Самое здесь важное: мы испробовали все возможное, чтобы убедить потенциальных покупателей в том, что мы твердо держим данное слово.
Заполучи я в свою команду фирму Кенион энд Экхард, мы уже готовы были развернуться вовсю. К сожалению, половина модельного сезона миновала, а мы находились еще далеко позади наших конкурентов. Но тем не менее я полагал, что восстановление наших позиций в гонке с конкурентами лишь вопрос времени. Правда, я не осознал, что прежде чем мы сможем стать вровень с футбольной командой Нью-йоркские янки прежних времен, нам придется пройти через длительный период, в течение которого мы будем скорее напоминать чикагских щенят.
После того как моя команда оказалась сформированной, я был уверен, что возрождение корпорации Крайслер это уже вопрос времени. Но тогда я не принимал в расчет возможность экономического кризиса. И еще того меньше я мог предвидеть иранские события. Как оказалось, не предвидел этого и президент США Джимми Картер.
Сразу после моего прихода в корпорацию ее доля на рынке стала медленно ползти вниз. Она уже достигала 8 процентов, то есть весьма малой доли даже по самым скромным меркам этой фирмы. Я начал осознавать, что могут уйти годы, прежде чем корпорация вновь встанет на ноги.
В период моей службы в компании Форд я очень гордился своей благополучной семейной жизнью. Независимо от того, что творилось на работе, я всегда мог дома отвлечься от всех служебных забот. Но так обстояло дело лишь до того, как я пришел в Крайслер. Теперь я стал просыпаться посреди ночи. Я не находил себе покоя. Мозг непрерывно работал. Были моменты, когда я сомневался в своем здравом уме, в своей способности трезво рассуждать и правильно оценивать положение. Бежать стремительно можно лишь до тех пор, пока хватает дыхания.
Благодарение Богу, у меня была жена, которая меня понимала. И все же после двадцати пяти лет совместной жизни, на протяжении которых я неизменно работал в автобизнесе, даже она начала тревожиться.
Работа в корпорации меня изнуряла, и ощущение этого я испытывал впервые. Ральф Нейдер не раз утверждал, будто Якокка такой великий мастер маркетинга, что способен заставить людей покупать автомобили, которые они вовсе не хотят иметь. Он выражал недовольство тем, что эта чудовищная большая тройка всей своей громадной властью и мощью в состоянии заморочить голову публике и принудить ее покупать все, что ей подсунут.
Но если это соответствовало истине, где же та особая власть теперь, когда она мне действительно необходима? Куда делся мой великий талант в области маркетинга, если теперь никто не покупает наши автомобили? Я мог бы использовать хоть часть этой магической власти в 1979 году, когда измучился, пытаясь продать хоть малую толику.
Сейчас проблемы корпорации Крайслер оказались столь серьезными, что шаткость позиций компании получила большую огласку. Поэтому вдобавок ко всему нам пришлось еще и рассеивать мерзкие слухи о нашей близкой кончине.
Когда человек выкладывает восемь или десять тысяч долларов за новый автомобиль, это для него крупный расход. Ему приходится беспокоиться о том, будет ли фирма существовать в ближайшие несколько лет, чтобы обеспечивать ему техническое обслуживание и запасные части. Если он изо дня в день читает, что Крайслеру грозит банкротство, он не станет спешить с покупкой нашего автомобиля.
Дело дошло до того, что
само слово Крайслер стало предметом
шуток. Карикатуристы со всех концов страны
получили богатую пищу для насмешек. Не
упустил такую возможность и ведущий
телесатирик Джонни Карсон.
Карсон: Подумайте только, он совсем
спятил!
Публика: Как это он спятил?
Карсон: Ну как же, он настолько спятил,
что сегодня позвонил в Крайслер и
спросил: Как ваши дела?
Или: Не знаю, что именно происходит в
фирме Крайслер, но впервые слышу,
чтобы кто-либо заставлял целое совещание
взывать к Богу с помощью службы Молитва
по телефону.
Менее чем через три месяца после моего прихода в Крайслер все полетело в тартарары: 16 января 1979 года шах бежал из Тегерана. За несколько недель цена на бензин повысилась вдвое. Сначала энергетический кризис поразил Калифорнию, а в мае журнал Ньюсуик посвятил ему передовую статью. Еще через месяц кризис достиг восточных штатов. В последний уик-энд июня почти невозможно было найти работающую автозаправочную станцию.
Все это оказало катастрофическое воздействие на объем продаж наших большеразмерных автомобилей, а также кемпинговых автофургонов. Фирма Крайслер занимала лидирующие позиции в производстве специальных машин для автотуризма и жилых прицепов, и, когда началась паника, эти огромные пожиратели горючего оказались первыми жертвами. К июню 1979 года почти полностью прекратилась продажа шасси и двигателей, которые мы поставляли предприятиям, выпускающим туристские автобусы. Наполовину сократился сбыт микроавтобусов, составлявших значительную долю производства компании Крайслер.
Среди наиболее распространенных критических замечаний в адрес автоиндустрии выделяется обвинение в том, что мы не предвидели дефицита горючего, возникшего после крушения шахского режима в Иране. Но если наше собственное правительство не имело понятия о том, что там происходит, каким же образом я мог знать об этом?
Конечно, мы были не готовы к иранскому кризису. Но реагировали мы на него правильно. В 1979 году мы уже проектировали модели 1983 года, исходя из очень разумного предположения, что к моменту их выпуска на рынок розничная цена на бензин составит 2,5 доллара за галлон. Тогда кое-кто бушевал: Первоапрельские шутники! Бензин снова подешевел, а поэтому подавайте нам большие автомобили!
Если бы кто-нибудь сказал мне, что в 1979 году цены на бензин удвоятся и что четыре года спустя они останутся на том же уровне, несмотря на инфляцию, я бы счел его сумасшедшим. Мы никак не могли предвидеть ни иранский кризис, ни его последствия.
Существует широко распространенный миф, будто американские автомобильные компании выпускали самые худшие автомобили, тогда как в момент возникновения кризиса иностранные производители располагали как раз теми моделями, на которые предъявлялся спрос. Это неправда. До свержения шаха существовала длинная очередь клиентов, желавших приобрести крупногабаритные автомобили с мощными 8-цилиндровыми двигателями, то есть фактически рыночный спрос на машины с большим расходом горючего превышал предложение.
Что касается японцев, то предвидели ли они в действительности увеличение спроса в США на малогабаритные автомобили? Ведь они никаких других моделей не производили в течение тридцати лет. Поэтому, как только произошел сдвиг в структуре спроса, они, естественно, уже были к этому готовы.
Все мы производили автомобили малого размера, но в 1978 году нам их не удавалось распродать. Еще в январе 1979 года, буквально за несколько недель до иранского краха, фирма Датцун предлагала свои машины со скидкой. У Тойоты и Хонды вообще ничего не покупали. У нас самих стояли тысячи нераспроданных машин моделей Омни и Хорайзн. А нашу модель Кольт, которую выпускала фирма Мицубиси, не брали даже со скидкой в тысячу долларов.
И все это изменилось в один момент. Всего за два месяца до того бензин продавали но 65 центов за галлон. Наши заводы, выпускавшие полноразмерные, то есть большие автомобили, работали сверхурочно. Примерно 700 тысяч японских малогабаритных автомобилей находились в портах Сан-Диего и Балтимор. Но уже в апреле эти 700 тысяч японских малолитражек исчезли, их молниеносно расхватали американцы, желавшие сразу же сэкономить горючее. Многие из этих машин продавали но ценам черного рынка, на тысячу долларов выше прейскуранта. Стало быть, дело вовсе не в том, что именно Форд, Дженерал Моторс и Крайслер не смогли предвидеть перелом на американском рынке. Просто никто не мог его предвидеть.
Дженерал Моторс оказалась в удачном положении. Она запланировала предварительную демонстрацию новой модели Х-боди на апрель 1979 года. Модель Ситэйшн отделения Шевроле представляла собой уменьшенного размера автомобиль с передним приводом и экономичным расходом горючего. Уже за первые два дня после демонстрации корпорация распродала все имевшиеся машины Ситэйшн и получила заказы еще на 22 тысячи.
Фирма Крайслер была менее удачлива. После того как первый нефтяной кризис миновал в 1974 году, американцы вновь кинулись покупать большие автомобили. Как обычно, корпорация Крайслер последовала за рыночной тенденцией. Это означало, что мы не располагали сколько-нибудь готовыми к производству субкомпактными моделями в тот момент, когда публика внезапно вновь изменила свои требования.
Я хорошо помню ежедневные телепередачи последних известий, показывавшие длинные очереди у заправочных станций в Калифорнии, Вашингтоне и настоящие драки у некоторых станций технического обслуживания в Нью-Йорке. Людей охватила паника. Они где только могли наливали полные баки горючего. Некоторые даже стали возить с собой в багажниках запасные 5-галлонные канистры или помещать в гараже 50-галлонные бочки с горючим, совершенно не считаясь с соображениями безопасности.
В конгрессе заговорили о введении нормирования продажи бензина. В журналах публиковались передовые статьи о том, что Детройт оказался захвачен врасплох. И конечно же, под влиянием ли паники из-за нехватки горючего или просто в связи с повышением цен на него, спрос на семейные автомобили, 8-цилиндровые V-образные двигатели, микроавтобусы, грузовики и кемпинговые автофургоны сразу же резко упал.
В течение первых пяти месяцев 1979 года доля малогабаритных автомобилей на рынке возросла с 43 до почти 58 процентов, то есть на пятнадцать пунктов. В нашей отрасли сдвиг в два процента за один год считается очень большим. А сдвиг в 15 процентов это уже катастрофа. За один только месяц май 1979 года продажа микроавтобусов сократилась на 42 процента. Никогда прежде в истории автобизнеса не происходило таких крупных перемен на рынке сбыта, как в ту весну 1979 года.
Но как бы ни был велик ущерб от этих революционных потрясений, мы в фирме Крайслер знали, что в состоянии приспособиться к новой реальности. Мы понимали также, что можем этого достигнуть быстрее всех в Детройте.
Нам многого и не требовалось. Все, что нам надо было сделать, это удвоить за следующие пять лет наши инвестиции в строительство новых заводов и разработку новых моделей и продолжать надеяться, что мы еще живы! Но только мы стали делать первые шаги в реализации этой дорогостоящей программы, как страна погрузилась в экономический кризис. Мы еще только начали оправляться от первого удара. Когда же последовал второй удар, он почти выбил нас из седла.
Годовой объем продаж автомобилей в США сократился почти наполовину но сравнению с прошлым годом. Ни одна отрасль в мире не может выжить в экономической конъюнктуре, при которой доходы сокращаются наполовину, а инвестиции требуется увеличить вдвое. Для нас все ставки были биты. Все правила игры рухнули, исчезли все дорожные ориентиры, так как мы оказались в совершенно беспрецедентной ситуации. Наш корабль плыл в густом тумане,
Прежде всего можно было сказать себе: загляни-ка в справочник. Корпорация Дженерал Моторс первой начала его выпускать, Форд мотор последовала ее примеру, а фирма Крайслер эпизодически выпускала справочные бюллетени. Не поймите меня буквально. Просто за период между 1946 годом, когда я начал работать в этой отрасли, и мартом 1979 года ни у кого не возникало сомнений в том, как здесь осуществлять успешные операции.
Но внезапно мы оказались без руля и ветрил, и каждую неделю приходилось менять курс. Мягко говоря, это был совершенно новый, неизведанный способ вести дело. Все говорили о стратегии, но твердо мы знали лишь то, что необходимо выжить.
Сам но себе механизм, обеспечивающий выживание, представлялся совсем простым. Закрывай заводы, приносящие наибольшие убытки. Увольняй людей, в которых нет абсолютной необходимости или которые ничего не понимают в происходящем.
Я чувствовал себя в положении военного хирурга. Самая тяжкая ответственность в мире ложится па плечи врача в боевой обстановке. Во время второй мировой войны мой двоюродный брат служил врачом в передвижном армейском хирургическом госпитале на Филиппинах. Вернувшись, он рассказывал просто страшные вещи о сортировке раненых. Возникала проблема первоочередности. Набиралось, к примеру, сорок тяжелораненых парней, и медицинскому персоналу приходилось быстро принимать решение. В нашем распоряжении, говорил он, имелось три часа. Скольких за это время можно было спасти? И медики выбирали тех, у кого были наибольшие шансы выжить, а остальных приходилось обрекать на смерть.
То же самое происходило и в корпорации Крайслер. Нам пришлось прибегать к радикальной хирургии и спасать лишь то, что можно было спасти. Когда дела идут хорошо, а в фирме имеется неблагополучный завод, можно затратить и два года па изучение его положения, на обдумывание всех за и против при решении его судьбы. Такая практика особенно распространена в компании Форд. Там такой вопрос готовы изучать бесконечно.
Но в обстановке кризиса времени на изучение нет. Приходится записать на листке бумаги десяток абсолютно необходимых дел. И именно на них следует сосредоточить все силы. Обо всем остальном нужно забыть. Угроза смерти таит в себе способность заставить вас очень быстро концентрировать свое внимание на способе выжить.
Вместе с тем необходимо принять меры к тому, чтобы у вас что-нибудь оставалось к моменту выхода из кризиса. Звучит довольно просто, но сказать это легче, чем сделать. Здесь требуется большое мужество. Нужна жесткая дисциплина. Надо надеяться и молить Бога, чтобы задуманное вами реализовалось на деле, так как вы сделали все возможное. Надо сосредоточиться на будущем, следовательно, сохранить надежду на то, что и завтра останетесь в живых.
Мы начали с того, что закрыли некоторые наши заводы, в том числе завод по изготовлению отделки для интерьера автомобиля в городе Лионойсе, штат Мичиган, и наш самый старый завод Додж Мэйн в Хамтрамке, польском районе Детройта. Население бурно протестовало против закрытия этого завода, расположенного в пределах города, но у нас абсолютно не было выбора.
В то же время нам приходилось не прерывать прием материалов от наших поставщиков, хотя мы и не располагали достаточными средствами, чтобы их оплатить. Прежде всего мы должны были убедить поставщиков в том, что мы не приближаемся к банкротству. Но обмануть поставщиков невозможно. Они прекрасно знают положение дел в фирме. Вот почему мы пригласили их к себе. и показали им опытные образцы наших будущих моделей. Мы, таким образом, дали им понять, что не намерены сдаваться. И мы просили их продолжать выполнять наши контракты.
В целях экономии мы установили порядок, при котором автодетали следовало отгружать в самый последний момент. Такую систему называют графиком подачи деталей точно в срок, и она служит хорошим методом сокращения издержек. Японцы исповедуют ее уже в течение ряда лет и, очевидно, заимствовали эту систему у нас. Еще в 20-х годах рудовозы подходили непосредственно к фордовскому заводу Ривер Руж, здесь же плавили сталь, а затем за 24 часа изготовляли блоки двигателей. Однако за периоды высокой конъюнктуры между 1945 и 1978 годами американская автоиндустрия усвоила плохие привычки.
Среди многих изменений, которые мы произвели в корпорации Крайслер, следует отметить ускорение доставки узлов и деталей на сборочные заводы. Например, прежде мы возили коленчатые валы из Кокомо, штат Индиана, в Белвидир, штат Иллинойс, по железной дороге. С переходом на доставку автотранспортом мы получали их на заводах в тот же день, и это значительно ускоряло весь процесс.
За несколько месяцев система подачи деталей точно в срок стала действовать так успешно, что когда на нашем моторном заводе в Детройте возникла стихийная забастовка, сборочный завод в Виндзоре исчерпал весь свой запас двигателей уже через четыре часа!
Мы экономили на чем только могли. При конструировании модели К мы сознательно решили, что ее длина не должна превышать 176 дюймов (437 см); благодаря этому на стандартной железнодорожной платформе можно было уместить больше автомобилей. В нормальные времена никто не придает значения таким мелочам. Между тем в период кризиса приходится изыскивать любые способы сокращения издержек.
Когда настала пора выпустить в свет годовой отчет корпорации, мы решили отказаться от традиционных пышных многоцветных изданий, которые в таких случаях большинство компаний рассылает своим акционерам. Вместо этого наши 200 тысяч акционеров получили краткий, непритязательного вида документ, отпечатанный черным шрифтом на второсортной белой бумаге. Мы сэкономили значительную сумму и вместе с тем дали понять акционерам, что такая скупость служит признаком близости фирмы к разорению. И мы действительно были к этому близки!
Но недостаточно было только экономить деньги. Нам необходимы были крупные суммы наличных для платежей по счетам. Был момент, когда мы настолько поистратились, что пришлось продать всю принадлежавшую нам недвижимость дилерских пунктов одной компании в Канзасе под названием АБКО. Сюда вошли и сотни две объектов, которые обеспечивали нам размещение дилерских пунктов корпорации Крайслер в стратегических точках по всей стране. Но деньги нам нужны были немедленно, требовалось примерно 90 миллионов долларов. Впоследствии, чтобы сохранить дилерские пункты там, где это было необходимо, мы вынуждены были выкупить почти половину проданных объектов, причем за двойную цену.
Теперь, задним числом, представляется, что продажа этой недвижимости была страшной ошибкой. Но, с другой стороны, деньги требовались срочно. В то время эти 90 миллионов долларов казались мне миллиардами!
До своего ухода в отставку Джон Риккардо сделал все от него зависящее, чтобы исправить некоторые наиболее серьезные ошибки, совершенные корпорацией. Он заключил сделку с японской фирмой Мицубиси о передаче ей наших операций в Австралии. Он продал наши предприятия в Венесуэле корпорации Дженерал Моторс, а предприятия в Бразилии и Аргентине фирме Фольксваген. Наши предприятия в Европе он продал компании Пежо, получил за них 230 миллионов долларов и 15 процентов акций этой фирмы. В результате Пежо стала крупнейшей автомобильной компанией в Западной Европе. После завершения всех этих сделок корпорация Крайслер продолжала свою деятельность лишь в Соединенных Штатах, Канаде и Мексике. И нигде больше.
Несколько позднее я пришел к заключению, что нам ничего не остается, как продать наши предприятия по производству танков фирме Дженерал дайнэмикс за 348 миллионов долларов. Это было трудное решение, так как отделение военной продукции являлось единственным подразделением корпорации, которое фактически гарантировало годовую прибыль в 50 миллионов долларов от правительственных заказов. Но нам требовались наличные активы, которые помогли бы убедить поставщиков согласиться на отсрочку платежей по нашей задолженности им.
Я с большой неохотой пошел на это решение, отчасти потому, что речь шла о производстве единственного вида продукции, в котором японцы по закону не имели возможности составить нам конкуренцию. Я даже испытывал искушение продать автомобилестроительные отделения и сохранить у себя производство танков! Казалось бы, с финансовой точки зрения это было значительно более логично. Но производство танков не было главным, профилирующим для корпорации. Если стоял вопрос о будущем фирмы Крайслер, это будущее могло ей обеспечить лишь сохранение ее в качестве автомобилестроительной компании.
Но при всем этом решение было болезненное. Наше отделение но производству танков было очень сильным подразделением, и в нем работали отличные специалисты. За плечами у нас было уже 40 лет истории танкового бизнеса.
В период второй мировой войны мы составляли органическую часть арсенала демократии. Наши инженеры сконструировали и построили лучший в мире средний танк, а всего лишь несколько месяцев назад я лично повел с конвейера танк М-1 с турбинным двигателем. Мы уже имели в чертежах проекты замечательной и прибыльной новой продукции. И руководили этим отделением некоторые из самых талантливых в корпорации менеджеров.
Никто в фирме не хотел отказаться от этого отделения. Но в конце концов нам пришлось принести в жертву нашу привязанность к нему, с тем чтобы накопить необходимые средства и выбраться из кризиса. У нас не было иного выбора, как сосредоточить все силы и средства на производстве и сбыте легковых и грузовых автомобилей.
В то время процентные ставки были так высоки, что, если бы все эти деньги не были нам нужны для сохранения жизнеспособности корпорации, мы могли бы выручить за год 50 миллионов долларов лишь в результате разрешения полученной от Дженерал дайнэмикс суммы на денежном рынке. А 50 миллионов долларов это было почти столько же, сколько мы выручали от одного лишь отделения по производству танков. Именно тогда мне пришла в голову идея о приобретении банка. В то время можно было заработать больше денег на самих деньгах, чем на легковых автомобилях, грузовиках или даже танках!
У всей этой истории имелся еще один интересный дополнительный аспект. Наш коллективный договор с профсоюзом автомобильных рабочих распространялся на производство не только автомобилей, но и танков. Чтобы выжить, компания достигла соглашения с профсоюзом о снижении почасовой оплаты с прежних 20 долларов до чуть более 17 долларов. Хотя рабочие, занятые в производстве танков, не утвердили этот договор, они все же были им связаны. В результате министерство обороны получило большой выигрыш. Благодаря снижению издержек на рабочую силу снизилась и расчетная цена контракта с министерством обороны.
Я отправился к руководству армии и заявил: Я возвращаю вам обратно 62 миллиона долларов, это вам дар от меня патриотически настроенного американца. Поскольку танк стоил один миллион долларов, это было все равно что вручить им бесплатно 62 танка.
Все меры, направленные на сохранение компании в живых, давались очень тяжело. Но ни одна из них не была такой тяжкой, как массовые увольнения. В 1979-м, а затем снова в 1980 году нам пришлось увольнять тысячи рабочих. служащих и инженерно-технических работников. В апреле 1980 года был момент, когда мы сократили численность инженерно-технических работников на семь тысяч человек, что в годовом исчислении сэкономило нам 200 миллионов долларов. За несколько месяцев до того мы уволили 3,5 тысячи служащих. Одни лишь эти два мероприятия сократили годовые издержки фирмы на 500 миллионов долларов. Увольнения распространялись на все категории работников от начальников до рядовых.
Увольнения это трагедия, и характеризовать их иначе незачем. Увольнением руководящего персонала я в большинстве случаев занимался сам. Не такое это дело, чтобы перепоручить его другим. Надо говорить правду. Испытав увольнение на самом себе, я сразу же понял, чего делать не следует.
Прежде всего я не говорил увольняемым, что они мне не нравятся. Я неизменно старался им объяснить причины увольнения и назначал максимально допустимую правилами пенсию. В ряде случаев я даже нарушал правила и несколько ее завышал.
Увольнения всегда процесс неприятный, а поэтому производить их надо, проявляя возможно большее чувство сострадания. Приходится ставить себя на место увольняемого; как бы ни преподносить ему это решение, оно в жизни любого человека означает черный день. Особенно тяжело переживает человек, когда он никакой вины за собой не чувствует, когда он оказывается жертвой неудовлетворительного управления предприятием или когда руководители проявляют полнейшее равнодушие к его судьбе.
Убежден, что мы допустили много ошибок. Особенно в первый год массовых увольнений. Не исключено, что тогда уволили работников, руководствуясь ошибочными критериями. Возможно, были случаи, когда увольняли только потому, что работника недолюбливал его босс. Иногда причиной могли служить резкость или откровенность высказываний работника. Нам приходилось действовать быстро, а потому под увольнение неизбежно подпадали некоторые хорошие люди, которых несправедливо оценили. Не сомневаюсь, что на нашей совести лежит известная вина. Но положение было чрезвычайное, и мы старались по возможности избежать ошибок.
Большинство уволенных постепенно находили себе другую работу. Некоторым из них удалось остаться в автопромышленности. Другие сумели устроиться либо у наших поставщиков, либо в качестве преподавателей и консультантов. Мне было жаль расставаться с ними. В целом как коллектив они были настроены дружелюбнее и доброжелательнее, чем известные мне работники фирмы Форд мотор. Но этого было явно недостаточно, чтобы оставлять их в фирме Крайслер.
Беседы с увольняемыми произвели на меня большое впечатление. Они заставили меня глубже задуматься о социальной ответственности руководителей фирмы урок, который в компании Форд я не получил. К тому же мы там никогда не сталкивались с кризисом такого масштаба, Мне никогда прежде не приходилось лично увольнять так много людей. И дело не в том, что я теперь внезапно проникся чувством милосердия. Просто я оказался в ситуации, когда вынужден был задать себе вопрос: А справедливо ли я поступаю со всеми этими людьми, судьба которых зависит от меня?
Одним из непозволительных излишеств, которые нам следовало ликвидировать, был громадный центральный аппарат. Еще с тех пор как Альфред П. Слоун стал президентом Дженерал Моторс, все управленческие функции в нашей отрасли были подразделены на два вида штабные и оперативные, то есть как в армии. На войсковых командиров возложены функции по руководству всей оперативной деятельностью фирмы. На них ложатся все конкретные обязанности, будь то сфера конструирования, производства или материально-технического снабжения.
Сотрудники штаба фирмы осуществляют общее планирование ее деятельности. Именно они сводят всю работу оперативных сотрудников в единую взаимодействующую систему. По существу, труд работника центрального аппарата может оказаться эффективным лишь в том случае, если тот накопил опыт оперативной деятельности. Однако преобладает тенденция особенно в таких компаниях, как Форд мотор, при которой берут выпускника Гарвардской школы бизнеса, ничего не смыслящего в конкретном бизнесе, и назначают его на должность в центральном аппарате фирмы. Человек еще никакого практического опыта в руководстве предприятием не имеет, а уже указывает оперативному работнику, за плечами которого тридцать лет работы, что тот, мол, все делает неправильно. На протяжении моей карьеры мне пришлось слишком много времени тратить на разбирательство таких конфликтов между управленцами из центрального аппарата и оперативными руководителями, конфликтов, которые вообще не должны были возникать.
В компании необходим центральный аппарат, но не чрезмерно раздутый. Когда Генри Форд старался избавиться от меня, он для этого прибег к услугам консультативной фирмы Маккинси энд К╟. По ее рекомендациям был сформирован не только аппарат при председателе совета директоров, но также и некий супераппарат численностью примерно в восемьдесят человек. Задача последнего заключалась в том, чтобы контролировать деятельность всех сотрудников остального аппарата и оперативного персонала и обеспечивать надлежащее выполнение ими своих функций. С годами эта группа превратилась в нечто вроде верховной власти в Форд мотор государство в государстве.
Когда корпорация Крайслер оказалась в катастрофическом положении, мне пришлось уволить большую часть центрального аппарата. Всю свою жизнь в бизнесе я занимался оперативной деятельностью, и это, возможно, облегчало мою задачу. Но рассуждал я просто: мне нужны были люди, которые строили автомобили и продавали их. Я не мог содержать работника, который бы указывал: если бы мы сделали то-то или то-то, мы могли бы построить этот автомобиль несколько лучше. Даже если бы он оказался нрав, мы не в состоянии были позволить себе роскошь рассматривать его указания. Когда начинают свистеть пули, штабисты всегда первыми оказываются не у дел.
В результате всех увольнений мы устранили несколько ступеней управления. Мы сократили число людей, которым надлежит принимать участие в принятии важных решений. Вначале мы делали это, руководствуясь просто необходимостью сохранить жизнеспособность корпорации. Но со временем мы обнаружили, что управлять крупной компанией меньшим числом людей, по существу, значительно легче. Теперь, задним числом, становится очевидным, что верхний эшелон управления корпорацией Крайслер был чрезмерно громоздким, он намного превышал потребности фирмы. Это урок, который нашим конкурентам еще предстоит усвоить, хотя я надеюсь, что им это никогда не удастся!
Уже летом 1979 года стало ясно, что лишь самые радикальные меры способны спасти корпорацию Крайслер. Мы делали все возможное, чтобы сократить издержки, но положение в экономике становилось все хуже, и наши убытки продолжали увеличиваться. Мы неуклонно приближались к катастрофе. Чтобы удержаться на плаву, нам необходима была помощь. У нас уже не было средств, чтобы самостоятельно выплыть.
Я мог представить себе лишь один способ избежать беды. Поверьте мне, меньше всего на свете хотел я обращаться к правительству. Но приняв такое решение, я энергично двинулся на штурм.
По своим
идеологическим воззрениям я всегда
исповедовал принципы свободного
предпринимательства, верил в выживание
наиболее приспособленных. Будучи
президентом Форд мотор, я проводил и
Вашингтоне почти столько же времени,
сколько и в Дирборне. Но тогда я отправлялся
в столицу лишь с единственной целью
попытаться избавить фирму от
правительственного вмешательства в ее
деятельность. Поэтому вполне естественно,
что когда я в качестве председателя
правления корпорации Крайслер
прибыл в Вашингтон с целью добиться помощи
правительства, все мне только и говорили:
Как ни можете? Как вы на это отважились?
А какой у меня еще выход? отвечал я,
Больше мне некуда податься.
Мы уже испробовали абсолютно все возможные другие средства. На протяжении 1979 и 1980 годов мы провели свыше сотни встреч с потенциальными инвесторами. Большинство из них оказалось шарлатанами, мошенниками или благонамеренными, но наивными добряками. Тем не менее я беседовал с любым, кто мог оказаться способным нам помочь, даже если я и не был уверен в благоприятном исходе встречи.
Особую группу составляли посредники, выдававшие себя за представителей богатых арабов. Я знал о существовании большого числа арабских богачей, но все это было смехотворно. Нам пришлось проверить целых 156 предложений, якобы суливших нам арабские инвестиции. Я даже задавал в министерстве финансов вопрос: Неужели здесь нет больше богатых арабов? Я встретился, вероятно, с десятком вроде бы солидных людей, имеющих связи с арабами, но в большинстве случаев они оказывались просто ловкими обманщиками. Каждый из них утверждал, что имеет доступ к какому-либо арабскому принцу, который будто бы готов выложить кучу денег. Но все это были пустышки.
Важным исключением явился Аднан Хашогги. Это богач из Саудовской Аравии, который основательно нажился на нефтедолларах. Хашогги умный человек, получивший образование в США. Это маклер, за щедрые комиссионные способствующий заключению всякого рода сделок на поставку военной техники и капитального оборудования.
В беседе с ним я пытался сыграть на том факте, что арабский мир пользуется дурной репутацией из-за деятельности Организации стран экспортеров нефти (ОПЕК). Я говорил ему, что в глазах общественного мнения инвестиции в корпорацию Крайслер могут улучшить имидж арабского мира независимо от того, представляет ли мой собеседник Ясира Арафата или короля Фейсала. Но из моих бесед с Хашогги или с кем-либо еще из арабов ничего не вышло.
Переговоры с главой Фольксвагена Тони Шмуклером носили более серьезный характер. Мы с Тони поддерживали дружественные отношения свыше 20 лет, с тех пор еще, когда он служил в Западном Берлине агентом по закупке фирмы Форд. Мы с ним тайно обсуждали воз- можности партнерства между фирмами Фольксваген и Крайслер, которое мы обозначили как грандиозный проект. Наш план заключался в том, что обе компании станут выпускать один и тот же легковой автомобиль. Фирма Крайслер продавала бы его в Америке, а Фольксваген в Западной Европе. Еще раньше мы договорились о ежегодной закупке у фирмы Фольксваген 300 тысяч 4-цилиндровых двигателей для наших моделей Омни и Хорайзн, которые имели много общего с моделью Рэбит (Кролик). Следовательно, в известном смысле мы уже сделали первый шаг.
Задуманный план обладал несколькими очевидными преимуществами. Наша дилерская сеть резко бы увеличилась. Наша покупательная способность сильно бы возросла. Мы смогли бы использовать наши производственные мощности для выпуска гораздо большего количества автомобилей. Это был бы в подлинном смысле брак, заключенный на небесах. И этот план был столь прост, что и ребенок мог бы до него додуматься.
После моего прихода в фирму Крайслер я не переставал думать о проекте Глоубл Моторс. Время от времени мы с Хэлом Сперлихом продолжали его обсуждать. Слияние компаний Крайслер и Фольксваген явилось бы подлинным началом реализации этой идеи, и такая возможность волновала наше воображение. Если бы нам удалось осуществить слияние с фирмой Фольксваген, можно было бы уже без особого труда заполучить и японского партнера.
Переговоры с Фольксвагеном приняли весьма конкретный характер. Они представляли собой очень интересное явление в то самое время, когда мы дышали на ладан. Но в этом и состояла проблема мы действительно оказались при смерти. Как только в компании Фольксваген изучили наш балансовый отчет, они сразу же отступились. Мы были в сплошных долгах и ничего не зарабатывали. В тог момент план представлялся слишком рискованным. Могло случиться так, что Фольксваген, вместо того чтобы помочь нам подняться, сам из-за нас потерпел бы крах.
Когда наши переговоры уже подходили к концу, сведения о них получили огласку. Слух о предстоящем слиянии компаний Фольксваген и Крайслер был пущен еженедельником Отомоутив ньюс, отраслевым журналом автопромышленности. Этого оказалось достаточно для Уолл-стрита, где курс наших акций подскочил с 11 до 14 долларов. Согласно слухам, фирма Фольксваген решила выкупить корпорацию Крайслер из расчета 15 долларов за акцию.
Когда эта новость была обнародована, Риккардо встречался в Вашингтоне со Стюартом Эйзенстатом из аппарата президента Картера и Майклом Блюменталем, министром финансов. И Эйзенстат, и Блюменталь настойчиво рекомендовали Риккардо согласиться на это предложение. К несчастью, соглашаться было не с чем, никакого предложения не существовало в природе.
Шмуклер действительно проявил интерес к такому решению, но против него твердо выступил Вернер Шмидт, вице-президент фирмы Фольксваген, курировавший маркетинг. Шмидт, когда-то проходивший стажировку в моем офисе в Форд мотор, в недвусмысленных выражениях изложил мне причины того, почему Фольксваген никогда не пойдет на слияние с Крайслером: наш имидж в глазах публики весьма плох, качество наших автомобилей низкое, а наша дилерская сеть недостаточно широка. По-видимому, Шмидт прошел у меня хорошую стажировку, так как он сумел сформулировать аргументы против слияния в нескольких четких выражениях.
Четыре года спустя, в 1983 году, у нас снова велись переговоры с компанией Фольксваген. По иронии судьбы, мы поменялись местами. Теперь уже их дилерская сеть оказалась в тяжелом положении: никто более не хотел покупать модель Рэбит.
Поскольку наше правительство все еще не располагает четко разработанной энергетической политикой, любая компания, выпускающая одни только малогабаритные ав- томобили, оказывается в полной зависимости от колебания цен на горючее. А так как Фольксваген производит исключительно малолитражки, японцы по всем статьям опережали эту компанию. Во-первых, марка ФРГ, как и доллар, не в состоянии конкурировать с йеной, положение которой стабильно. Во-вторых, где бы ни производили автомобиль Рэбит, в ФРГ или в Пенсильвании, издержки на рабочую силу очень высоки. И вдобавок ко всему фирме Фольксваген приходится производить крупные затраты на доставку своих машин из ФРГ в США. Вот почему они наконец стали производить часть их непосредственно в США.
Компания Фольксваген была наиболее серьезным претендентом, рассматривающим вопрос о возможном слиянии с корпорацией Крайслер. Но такого рода проекты вынашивали и другие, в том числе Джон 3. Де Ло- риан. Учредив собственную автомобильную фирму после ухода из Дженерал Моторс, Де Лориан явился ко мне с целью обсудить возможность слияния его компании с корпорацией Крайслер.
К моменту визита ко мне Джона обе фирмы оказались в очень тяжелом положении. Я сказал ему: Отец учил меня никогда не объединять силы двух неудачников. Поэтому либо вы сумеете вылезти из своих затруднений, либо я, а потом уже можно будет вернуться к обсуждению вашего предложения.
Де Лориан прекрасный знаток автомобильного бизнеса. Я был знаком с ним еще тогда, когда он в корпорации Дженерал Моторс занимал пост главного конструктора в отделении Понтиак, а затем генерального управляющего отделения Шевроле. Мы были отчаянными конкурентами и вели ожесточенную борьбу за место на рынке. Когда моя фотография появилась в 1964 году на обложке журнала Тайм в связи с выпуском в продажу модели Мустанг, Джон поддразнивал меня: Почему это вам удалось попасть на обложку Тайм, а не мне с моей моделью Джи-Ти-0? В 1982 году Де Лориан попал-таки на обложку Тайм в связи с обвинением его в операциях с наркотиками, и я тогда подумал: Ну вот, Джон, и вам это удалось! Я глубоко ему сочувствовал, так как у него были все данные, чтобы попасть на эту обложку в более почетной роли.
После того как идея о слиянии отпала, Джон снова явился ко мне. На сей раз он предложил рассмотреть проект освобождения от налогов научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок, получивший наименование Налоговое убежище Де Лориана. Этот проект Джон замыслил вместе с несколькими своими партнерами, и он получил широкое освещение в журнале Форчун. Проект предусматривал распродажу товариществ с ограниченной ответственностью, а затем списание их активов за счет правительства.
Де Лориан полагал, что фирме Крайслер следует реализовать эту идею, и подготовил для меня громадное исследование, обошедшееся ему примерно в 5060 тысяч долларов. Я сказал Джону: Идея интересная. Но даже если она сработает (а ее в ограниченных пределах вполне можно было осуществить на деле), налоговое управление взбесится, когда я лишу его пары миллиардов долларов. Это именно такая налоговая лазейка, которую тут же ликвидируют просто в силу ее громадных масштабов.
Наконец после множества других встреч с потенциальными спасителями мы исчерпали все возможности найти выход из катастрофического положения. И тогда мы окончательно решились обратиться за помощью к правительству. Однако вначале обращение к Вашингтону не содержало просьбу гарантировать наши займы.
Как и я, Джон Риккардо с каждым днем все больше приходил в отчаяние. Формально он все еще оставался председателем совета директоров, хотя вскоре должен был уже уйти, а корпорацией управлял я. Риккардо видел, что если мы в ближайшее время не предпримем что-нибудь реальное, мы быстро вылетим в трубу. И теперь стал наведываться в Вашингтон.
Сначала он попытался заручиться в конгрессе поддержкой решения о замораживании на два года действия установленных правительством норм безопасности автотранспорта. В случае успеха мы могли бы расходовать деньги на новые экономичные автомобили, вместо того чтобы тратиться на чуть ли не полное устранение углеводорода из выхлопных газов. Но в Вашингтоне никто об этом и слышать не хотел.
Риккардо имел все основания для такой просьбы. Хотя многие проблемы корпорации Крайслер коренились непосредственно в плохом управлении фирмой, но по Крайней мере часть вины за наше положение ложится и на правительство. Введя жесткие, плохо продуманные правила технической безопасности автомобилей и контроля за содержанием выхлопных газов, правительство затем объявило автостроительным фирмам: Вам не разрешается объединять свои силы для совместных исследований по этим проблемам. Каждая из вас должна этим заниматься самостоятельно. Напомню, что Япония придерживается противоположной стратегии. Поскольку тамошним фирмам не приходится соблюдать американские антитрестовские законы, они имеют возможность объединять талантливые силы.
Между тем мы могли при большом старании добиться некоторых негласных решений. Подлежащие контролю технические характеристики вовсе не должны считаться объектом конкуренции. Если бы какой-либо компании удалось создать более эффективные, более экономичные, более дешевые методы контроля выхлопных газов, ими следовало бы поделиться с другими компаниями. Я вовсе не предлагаю, чтобы создавшая такие методы фирма передавала их безвозмездно. Пусть ей разрешили бы продавать право их использования.
Однако до последнего времени компании не вправе были вести об этом переговоры, так как за такую практику грозило тюремное заключение. Нам нельзя было даже послушать, как Дженерал Моторс описывает применяемую ею систему. Мы буквально не имели права присутствовать при подобном описании, так как это грозило бы нам обвинением в нарушении обязательного для всех нас закона.
Сейчас, когда я пишу эти строки, правительство начинает менять свои позиции. Оно начинает сознавать, что наши антитрестовские законы чрезмерно суровы и что мы не сможем конкурировать с японцами, пока эти законы не будут пересмотрены. К сожалению, новый подход правительства почему-то стартует с бракосочетания Тойоты и Дженерал Моторс, двух гигантов нашей отрасли. Нас это меньше всего устраивает.
Во всяком случае, из-за антитрестовских законов компании Дженерал Моторс, Форд, Америкэн моторс и Крайслер вынуждены создавать, комплектовать персонал и финансировать самостоятельные подразделения для параллельной разработки одних и тех же проблем, причем таких проблем, решение которых не приносит экономической выгоды ни одной из этих компаний.
С тех пор как в 1966 году был принят закон о безопасности автомобилей, все приборы и устройства, предназначенные для обеспечения безопасности автомобилистов, обошлись примерно в 19 миллиардов долларов. Дженерал Моторс может распределить эти издержки за год на 5 миллионов машин, Форд на 2,5, а Крайслер лишь на 1 миллион.
Не требуется специальной вычислительной машины, чтобы определить, что если Дженерал Моторс расходует на некий прибор 1 миллион долларов, а продает 100 тысяч автомобилей, то каждый покупатель выплачивает дополнительно 10 долларов. Если же фирма Крайслер расходует столько же на создание того же прибора, но продаст лишь 20 тысяч машин, то каждый покупатель должен платить дополнительно уже 50 долларов.
Но пока что речь шла лишь об исследовательских разработках. Затем ведь нужно обеспечить производство этого устройства. Здесь возникают те же диспропорции, но уже в возрастающих масштабах. Дженерал Моторс со своим гигантским объемом продаж может построить указанный прибор с гораздо меньшими затратами и продавать его дешевле, чем мы. Следовательно, разрыв увеличивается.
Другим фактором, негативно отразившимся на показателях фирмы Крайслер, являются сами по себе затраты рабочего времени персонала и объем канцелярской работы, связанные с представлением отчетов о соблюдении установленных правил Управлению по охране окружающей среды. В одном только 1968 году нам пришлось представить этому управлению отчет объемом в 228 тысяч страниц!
Существует множество проведенных высокоуважаемыми экономическими учреждениями исследований, в которых неоспоримо доказывается, что практическое применение принятых правительством правил контроля за безопасностью, содержанием выхлопных газов и обеспечением охраны окружающей среды для легковых и грузовых автомобилей носит дискриминационный характер и тянет отрасль назад. Вот почему мы с Риккардо пришли к одинаковому заключению. Правительство способствовало тому, что мы оказались в катастрофическом положении, и, следовательно, правительство должно быть готово помочь нам выбраться из него.
Однако предложение Риккардо о замораживании государственных правил натолкнулось на полную глухоту. Тогда он стал добиваться поддержки конгрессменами решения о предоставлении фирме отсрочки но налоговым платежам с последующим их погашением. Согласно его плану, суммы, которые мы расходуем на соблюдение установленных правительством правил безопасности и норм загрязнения атмосферы, полностью нам возвращаются. Это должно составить один миллиард долларов 500 миллионов на 1979 год и 500 миллионов на 1980 год. Корпорации же надлежит возвратить эту сумму в виде более высоких налогов на наши будущие доходы.
Мы не первые обращались с такой просьбой. В 1967 году компания Америкэн Моторс получила специальный налоговый кредит в размере 22 миллионов долларов, фирма Фольксваген получила от штата Пенсильвания налоговую скидку в 40 миллионов долларов в связи со строительством там нового завода. Штат Оклахома недавно предоставил налоговые льготы Дженерал Моторс. Компания Рено, целиком являющаяся собственностью французского правительства, только что получила заем в 135 миллионов долларов на сборку новых моделей автомобилей на заводе фирмы Америкэн Моторс в штате Висконсин. Известно, что штаты Мичиган и Иллинойс постоянно ведут борьбу за привлечение на свои территории строительства новых предприятий. Сам город Детройт предоставлял налоговые льготы корпорации Крайслер. В ряде европейских стран американские автомобильные фирмы, согласно принятой практике, официально получают от правительств принимающих стран дотации и ссуды.
Риккардо предложил ввести порядок, при котором компаниям, терпящим убытки, гарантировались некоторые налоговые льготы. Когда фирма несет убытки, она не может рассчитывать на льготы. Напротив, все ей обходится дороже от аварийных предохранительных подушек до роботов. При необходимости придерживаться всех правительственных правил, а также в условиях энергетического кризиса компания, терпящая убытки, испытывает незаслуженно суровое отношение к себе.
Риккардо отправился в Вашингтон с целью добиться принятия конгрессом каких-то положительных решений, но ему снова дали от ворот поворот. Он был хороший человек, но не отличался способностью умело общаться с людьми. Характер у него был вспыльчивый, он быстро терял самообладание, а эти качества явно не обеспечивают достижение успеха в кулуарах конгресса.
Джон понимал, что нет другого надежного пути спасения корпорации, кроме правительственной помощи. Мы теряли деньги и недостаточно быстро сокращали накладные расходы. Из-за мирового нефтяного кризиса объем наших продаж резко падал. В условиях, когда цены на горючее выросли вдвое, нам необходимо было в большой спешке перейти на выпуск автомобилей с передним приводом и двигателями, обеспечивающими максимальную экономию горючего. Только на перспективные цели корпорации Крайслер приходилось тратить 100 миллионов долларов в месяц, то есть 1,2 миллиарда долларов в год.
К тому же каждую пятницу надо было расходовать 250 миллионов долларов на заработную плату и на погашение счетов за детали и узлы, закупленные на прошлой неделе. Не нужно было быть большим провидцем, чтобы понять, что мы приближались к пропасти.
Так случилось, что 6 августа 1979 года Дж. Уильям Миллер оставил пост председателя совета Федеральной резервной системы (ФРС) и был назначен министром финансов. Это было важное событие. Будучи главой ФРС, Миллер сказал Риккардо, что корпорации Крайслер не следует обращаться за помощью к правительству, а лучше объявить себя банкротом. Но на новом посту Миллер явно переменил свою точку зрения. Его первым официальным актом явилось заявление о том, что он расценивает оказание правительственной помощи фирме Крайслер как соответствующее общественным интересам. Миллер отверг идею налоговых отсрочек. Но он заявил, что администрация президента Картера готова рассмотреть вопрос о предоставлении гарантий по займам при условии, что корпорация представит развернутый план своего оздоровления.
Только тогда мы решили
обратиться с просьбой гарантировать нам
займы. Но и при этом мы предприняли в
Хайленд-парке весьма обстоятельный анализ
последствий такого обращения. Сперлих, в
частности, категорически высказывался
против этого шага. Он был убежден, что
вмешательство правительства погубит
корпорацию, а я отнюдь не был уверен в том,
что он ошибается, Но другого выхода я не
видел.
Ну что ж, сказал я, - вы против
обращения к правительству? Я тоже.
Предложите иной выход.
Но такого не было. Кто-то вспомнил случай с английской автомобильной фирмой Бритиш лейланд. Когда она обратилась за помощью к правительству, это подорвало к ней доверие публики. Ее доля на рынке сократилась вдвое и уже больше никогда не увеличилась. Этот прецедент не внушал нам оптимизма, но другого выбора, кроме объявления банкротства, у нас не было. А банкротство уж вовсе не выход из положения.
С большой неохотой мы все же решились просить у правительства гарантии на займы.
Я подумал, что это очень спорное решение вопроса, а поэтому весьма основательно изучил все его аспекты и обнаружил, что существовало много прецедентов такого рода. В 1971 году фирма Локхид эйркрафт получила гарантированные правительственные займы на сумму 250 миллионов долларов, после того как конгресс решил спасти ее рабочих и поставщиков. Конгресс учредил специальный совет по гарантированным займам для контроля над операциями компании, а Локхид погасила полученные займы и, кроме того, внесла в федеральную казну 31 миллион долларов в качестве комиссионных. Город Нью-Йорк также получил гарантированные правительством значительные займы и после этого также сохранил свои финансовые позиции.
Но это были лишь наиболее известные примеры. Я вскоре выяснил, что предоставление гарантий по займам столь же распространенное американское явление, как и яблочный пирог. Среди получивших такие гарантии числились электрические компании, фермеры, железные дороги, химические фирмы, судостроительные предприятия, всякого рода мелкие бизнесмены, студенты колледжей, авиатранспортные компании.
Фактически к моменту нашего запроса о предоставлении гарантий на получение займов в сумме 1 миллиарда долларов общая сумма непогашенных и гарантированных займов в стране составила 409 миллиардов долларов. Но широкой публике это не было известно. Все говорили, что предоставление фирме Крайслер гарантированных правительственных займов явится опасным прецедентом.
Снова и снова рассказывал я редакторам и репортерам об этих 409 миллиардах прошлых гарантированных займов теперь их сумма достигла уже 500 миллиардов долларов. Разве мы создавали прецедент? Напротив. Мы лишь шли но порою, проторенной другими.
Кто же получал все эти гарантированные займы? Пять сталелитейных компаний на основе закона 1974 года об импортных льготах, включая сюда 111 миллионов долларов только для фирмы Джоунс энд Лафлин. Затем Уиллинг-Питсбург стил корпорейшн получила в виде гарантированных займов 150 миллионов долларов на модернизацию своих заводов и установку очистных сооружений.
Далее следует жилищно-строительная промышленность. И еще субсидии фермерам-табаководам. А займы для поддержания на определенном уровне мощностей нашего морского транспорта? Ведь наш морской транспорт буквально купается в правительственных субсидиях: займы автотранспортным компаниям, например фирме Пиплз экспресс; займы, предоставляемые управлением кредитования фермеров, экспортно-импортным банком, корпорацией по кредитованию фермерских торговых операций; займы, гарантированные управлением кредитования фермеров, управлением но делам мелкого бизнеса, министерством здравоохранения и социальных служб.
Предоставлялись гарантированные займы даже вашингтонскому метро. Метрополитен получил один миллиард долларов, с тем чтобы сенаторы, члены палаты представителей и их помощники могли с удобством разъезжать по городу.
Там, на Капитолийском
холме, конгрессменам не нравилось, что я
привожу пример с метро. Но я полагаю, что эти
займы никогда не будут погашены.
Давайте посмотрим правде в лицо,
говорил я им. Метро это просто
показушная достопримечательность столицы.
Показушная достопримечательность?
возражали они. Нет, это отличная
транспортная система.
Отлично, отвечал я. А что же, черт
побери, представляет собой фирма Крайслер?
Однако никто, казалось, не хотел и вспоминать обо всех этих гарантированных займах. Уж во всяком случае, средства массовой информации должны были бы поведать публике об этой стороне дела. Да еще и сегодня большинство людей с удивлением узнает, что наш случай вовсе не был беспрецедентным.
Честно говоря, когда я
был президентом Форд мотор, я бы,
вероятно, тоже не прислушался к этим
доводам. Я бы, очевидно, сказал
руководителям фирмы Крайслер:
Не втягивайте в это дело правительство.
Я верю в выживание наиболее
приспособленных. Пусть слабейший
обанкротится.
В те времена у меня был совершенно иной взгляд на мир. Но если бы мне было известно о некоторых гарантированных займах, никогда не получавших широкой огласки, и если бы я внимательно следил за широкой национальной полемикой, касавшейся нашего подхода к роли конгресса, я мог бы увидеть веши в ином свете. Во всяком случае, мне хочется так думать.
Беседуя со всеми, кто готов был меня выслушать, я подчеркивал то обстоятельство, что история с фирмой Крайслер не является отдельным случаем. Я доказывал, что мы представляем собой лишь микроскопический пример совершающихся в Америке несправедливостей, нечто вроде лабораторного эксперимента, который может оказаться полезным для всех. Ни одна индустрия в мире не испытала такого тяжкого удара, как автомобильная. Государственное регулирование, энергетический кризис и экономический кризис всего этого было достаточно, чтобы свалить нас с ног.
Как самое слабое звено в цепи, фирма Крайслер первая ощутила на себе этот удар. Но то, что произошло с нами, объяснял я снова и снова, представляет собой лишь верхушку айсберга, если иметь в виду проблемы, вставшие перед американской промышленностью. Я энергично предрекал, что Дженерал Моторс и Форд вскоре окажутся в том же перечне убыточных компаний, в какой попали мы. (Я тогда не предполагал, что они дойдут до масштабов убыточности в пять миллиардов долларов, но они дошли. Через шесть месяцев они сидели в той же яме, что и мы.)
Мне приходилось говорить то, чего люди и слышать не хотели. Легче всего было найти козла отпущения. А кто мог оказаться наилучшим кандидатом на эту роль, как не десятая по величине промышленная корпорация в Америке корпорация, у которой хватило мужества обратиться к своему собственному правительству за помощью?
С самого начала идея о займах для корпорации Крайслер под обеспечение правительства встретила почти всеобщее сопротивление. Как можно было предвидеть, самые ярые протесты исходили от делового мира. Большинство лидеров бизнеса энергично высказывались против этого плана, а многие из них изложили свою позицию публично. В числе последних были Том Мэрфи из Дженерал Моторс и Уолтер Ристон из Ситикорп.
Большинство из них сочло федеральную помощь фирме Крайслер святотатством, ересью, ниспровержением культа корпоративной Америки. Обновлялись замшелые клише, и потоком пошли афоризмы. У нас, мол, действует система прибылей и убытков. Ликвидация и закрытие предприятий это лечебное очищение желудка для эффективного рынка. Гарантированные займы нарушают дух свободного предпринимательства. Они вознаграждают банкротство. Они подрывают дисциплину рынка. Вода сама регулирует свой уровень. Выживают наиболее приспособленные. В середине игры не меняют ее правила. Общество, где нет риска, ничего не добивается. Банкротство играет такую же роль при капитализме, как ад в христианстве. Свободная конкуренция навечно! И все прочие образцы таких дерьмовых сентенций!
Решительно выступила
против гарантируемых федеральным
правительством займов Национальная
ассоциация промышленников. Политический
комитет ее Круглого стола бизнеса
на заседании 13 ноября 1979 года утвердил
следующее заявление по поводу проблемы с
корпорацией Крайслер:
Фундаментальной предпосылкой
функционирования рыночной системы служит
то, что она допускает возможность как
неудачи, так и успеха, как убытков, так и
прибылей. Какими бы ни были тяготы
банкротства для отдельных компаний и
индивидуумов, общие социальные и
экономические интересы нации лучше всего
обеспечиваются предоставлением этой
системе полной возможности
функционировать максимально свободно.
Последствия объявления несостоятельности и реорганизации путем изменения статуса (иными словами, банкротства) хотя и серьезны, но не исключаются. Сокращение количества рабочих мест и объема производства может оказаться далеко не абсолютным.
В результате реорганизации многие жизнеспособные подразделения предприятия предположительно могут функционировать более эффективно, тогда как другие подразделения можно продать другим производителям. Именно на этой стадии целесообразнее принести в действие целенаправленную помощь федерального правительства в интересах решения любых возникающих при этом социальных проблем.
В момент, когда правительство, мир бизнеса и широкая общественность все более и более осознают масштабы издержек и неэффективности, порождаемых государственным вмешательством в экономику, было бы в высшей степени нецелесообразно рекомендовать меры по даже еще более глубокому вмешательству. Теперь самая пора подтвердить принцип, гласящий: Никаких федеральных подачек.
Это заявление привело меня в ярость. Я попытался разузнать, кто именно из членов этого комитета голосовал за него, но все, с кем я связывался, в то время будто бы находились за пределами города. Никто не желал признавать свою вину за нанесенный нам удар.
В ответ на указанное заявление я направил письмо следующего содержания:
Джентльмены!
Я был глубоко встревожен, узнав, что в тот
самый день, когда я в Вашингтоне давал
показания по просьбе Крайслер
корпорейшн о предоставлении гарантии
на займы, Круглый стол бизнеса, в
состав которого входит компания Крайслер,
выпустил пресс-релиз, направленный против
федеральных подачек.
Я должен сделать несколько замечаний.
Во-первых, Круглый стол бизнеса
вначале поставил своей главной задачей
сдерживание инфляции. Затем расширил круг
своих задач и стал обсуждать также другие
экономические проблемы национального
масштаба. Эти дискуссии традиционно
проводились в открытой и свободной
атмосфере, причем рассматривались все
точки зрения. То обстоятельство, что мы не
имели возможности изложить членам
политического комитета факты, относящиеся
к проблеме корпорации Крайслер,
прямо нарушает установившуюся традицию.
Во-вторых, представляется нелепым, что Круглый
стол бизнеса не занял такой же позиции
по отношению к федеральным гарантиям по
займам для сталелитейных, судостроительных,
авиатранспортных компаний, для фермеров и
жилищно-строительных фирм. Равным образом
комитет не опротестовал введение триггерных
цен на импортную сталь (Механизм триггерных
цен, введенный в 1977 году, предусматривал
жесткие торговые санкции против стран,
экспортирующих в США изделия из стали по
цене ниже справочной, которая исчислялась
исходя из средней цены производства,
транспортных издержек и прибыли японских
производителей при экспорте стали в США или
решения о предоставлении федеральной
помощи компании Америкэн Моторс.)
В-третьих, заявление Круглого стола
бизнеса взывает к принципам системы
свободного рынка, которые допускают как
неудачи, так и успехи. Но оно полностью
игнорирует тот факт, что вторжение
регулирующих мер правительства в ту
систему во многом повлияло на
возникновение проблем корпорации Крайслер.
По существу, некоторые усилия
правительства по компенсации ряда
негативных последствий федерального
регулирования вполне согласуются с
функционированием системы свободного
рынка. Федеральные гарантии но займам для
сталелитейных компаний были предоставлены
именно на этом основании.
В-четвертых, заявление Круглого стола
бизнеса ошибочно признает практичность
реорганизации на основе нового положения о
банкротстве. Нам необходимо не постепенное
погашение долгов, а привлечение нового
капитала в громадных размерах. В процессе
осуществления процедуры банкротства мы не
в состоянии будем привлечь капитал в
необходимом объеме. Мы
проконсультировались с одним из крупнейших
в стране экспертов по вопросам банкротства
г-ном Дж. Рональдом Трестом из фирмы Шьютэн
энд Трост. На основе анализа нового
закона он пришел к заключению, что для
корпорации Крайслер невыгодно
объявлять себя банкротом, так как это
быстро приведет к ее ликвидации.
Сами сотрудники аппарата Круглого
стола дали понять, что в ходе подготовки
вашего заявления ни с кем из экспертов по
банкротству не консультировались. Я
убежден, что если бы подобная консультация
имела место, в заявлении не прозвучала бы
такая уверенность по вопросу о
преимуществах банкротства.
В-пятых, в высшей степени достойно
сожаления, что Круглый стол
предпочел в этой компании оперировать
лозунгами. Провозгласить в пресс-релизе
политику никаких федеральных подачек
значит низвести обсуждение проблемы на
самый низкий уровень. Сотни тысяч рабочих
по всей стране, судьбы которых зависят от
корпорации Крайслер, заслуживают
гораздо лучшего отношения к дебатам об их
будущем.
Наконец, я полагаю, что мое согласие на ваше
приглашение стать членом Круглого
стола вызвало бы замешательство у ряда
его членов. Я надеялся принять участие в
деловом форуме, на котором открыто
обсуждаются жизненно важные экономические
проблемы в атмосфере взаимного доверия и
уважения. Пресс-релиз Круглого стола
показывает, что в его политическом комитете
такая возможность отсутствует. А посему
прошу принять мои искренние сожаления и
просьбу о выходе Крайслер корпорейшн
из состава Круглого стола бизнеса.
Вот что я заявил членам Круглого стола бизнеса. Но вот что я хотел бы им сказать: Подразумевается, что вы составляете деловую элиту нашей страны. В действительности вы являетесь кучкой ханжей. Ваша группа была основана рядом деятелей сталелитейной промышленности, которые всю свою жизнь провели в вымогательстве льгот у правительства. Вспомните, как президент Кеннеди вышел из себя и обозвал лидеров сталелитейной промышленности кучкой сукиных сынов. Вы выступаете против федеральной помощи фирме Крайслер? А где вы были, когда узаконивали гарантированные займы сталелитейным, судостроительным, авиатранспортным компаниям? Почему вы не высказали свое мнение о триггерных ценах на импортную сталь? Очевидно, все зависит от того, с чьего вола дерут шкуру!
Во всех этих относящихся к прошлому случаях Круглый стол бизнеса хранил молчание. А когда я обратился с просьбой о федеральных гарантиях для займов фирме Крайслер, он, видите ли, выступил с манифестом! Когда его участникам это было выгодно, они вовсе не протестовали против небольшого правительственного вмешательства. Но когда дошло до необходимости спасти корпорацию Крайслер, они вдруг встали на защиту принципов.
Даже некоторые из наших крупных поставщиков присоединились к хору глумящихся. Мы оказались изолированными, пленниками устаревшей идеологии.
Хочу уточнить свою позицию. Капитализм, основанный на свободе предпринимательства, представляет собой лучшую из экономических систем, какие когда-либо видел мир. Я на сто процентов ее поддерживаю. При прочих равных условиях она обеспечивает единственно возможный путь продвижения вперед.
Но что же происходит, когда действительность обнаруживает неравенство усилий? Что происходит, когда причины возникновения в реальной жизни проблем компании обусловлены не свободным предпринимательством, а его противоположностью? Что происходит, когда одну компанию (в силу ее принадлежности к определенной отрасли или просто в силу ее размеров) сбивают с ног неравные последствия правительственного регулирования?
Именно это произошло с корпорацией Крайслер. Конечно, ошибки бывшего руководства в большой мере объясняют возникновение ее трудностей. Корпорации не следовало создавать все свои модели, руководствуясь одними лишь умозрительными соображениями. Ей не надо было пытаться распространять свои операции за пределы Америки. Ей ни в коем случае нельзя было влезать в торговлю подержанными автомобилями. Она должна была уделять больше внимания качеству своей продукции.
Но что в конце концов поставило компанию на колени это безжалостный бич все более и более жесткого правительственного регулирования.
Я потратил в конгрессе целую неделю на отчаянные попытки объяснить это.
Конгрессмены
продолжали твердить:
Почему вы все время обрушиваетесь на
регулирование?
Я отвечал:
Потому что правила регулирования
вводите вы, а пальцем указываете на нас.
Тогда они сменили пластинку и стали
утверждать:
Все ваши беды от плохого управления.
Наконец мне все это надоело.
Ладно, сказал я им, давайте
прекратим перебранку. Наполовину это ваша
вина, то есть последствия регулирования, а
наполовину наша, так как мне хорошо
известны все прегрешения руководства
корпорации. Но что вы посоветуете мне
делать? Уничтожить тех менеджеров, которые
уже таковыми не являются? Они действительно
совершили ошибки. Но давайте вернемся к
существу дела: ведь именно вы
способствовали тому, что мы оказались в
беде!
Почему наша система свободного предпринимательства обладает такой большой прочностью? Вовсе не потому что она неподвижна, что она застыла в изначальном виде, а потому что она всегда адаптируется к изменяющимся реальностям. Я истый поборник свободного предпринимательства, но отсюда не следует, что я живу в XIX веке. Фактом является то, что свободное предпринимательство уже не является точной копией того, чем оно было в прошлом.
Вначале система свободного предпринимательства приспособилась к промышленной революции. Затем, в 90-х годах прошлого века, она приноровилась в Сэмюэлу Гомперсу и рабочему движению. Менеджеры всех корпораций дружно воевали против нового движения, но ведь на них самих ложится вина за его возникновение. Это они ввели потогонную систему труда, заставляли детей весь день работать за швейной машиной, породили сотни других несправедливостей, которые пришлось исправлять.
Если вы обратитесь к страницам исторических книг, то убедитесь, что бизнесмены той эпохи усматривали в возникновении новых профсоюзов конец системы свободного предпринимательства. Они считали, что с капитализмом покончено и что в Америке призрак социализма уже маячит на горизонте.
Но они глубоко заблуждались. Они не понимали, что свободное предпринимательство представляет собой гибкую, живую систему. Свободное предпринимательство приспособилось к рабочему движению. А рабочее движение адаптировалось к свободному предпринимательству, причем настолько удачно, что в некоторых отраслях оно фактически оказалось почти таким же влиятельным и успешным, как деятельность и позиции руководящих кругов бизнеса.
Свободное предпринимательство выжило также и в период Великой депрессии. И в данном случае лидеры нашего бизнеса увидели в этом кризисе конец капиталистического пути.
Они пришли в ярость, когда президент Франклин Рузвельт решил создать рабочие места для людей, потерявших работу. Но пока лидеры бизнеса занимались лишь теоретизированием, Рузвельт приводит в действие динамичные силы. Он делал именно то, что нужно было делать. И когда он завершил свою программу, система оказалась еще прочнее, чем когда бы то ни было прежде.
Когда я восхваляю Франклина Рузвельта, то слышу, как лидеры бизнеса бормочут: Якокка ренегат. Он выжил из ума. Ему нравится Франклин Рузвельт! Но они не понимают, где были бы они теперь, не будь его поразительной прозорливости. Франклин Рузвельт оказался на полстолетия впереди своего времени. Комиссия по операциям с ценными бумагами на бирже, Федеральная корпорация по страхованию депозитов это лишь два учреждения из тех, которые он создал с целью предотвратить страшные проявления кризисных фаз экономических циклоп.
В наши дни свободному предпринимательству приходится вновь адаптироваться. На сей раз ему надлежит приспосабливаться к новой обстановке в мире, к миру, в котором появился могущественный конкурент в лице Японии, к миру, где никто уже не придерживается правил свободной конкуренции в их чистом виде.
Пока бушевали все эти идеологические споры, десятая по величине корпорация разваливалась. Совершенно очевидно, что не время было предаваться идеологическим перепалкам. Когда на пороге оказывается волк, моментально становишься прагматиком.
Уже нельзя позволить себе роскошь рассуждать: подождем немного. Послушаем, что они на этот раз будут говорить там у себя в Клубе юнионистской лиги в Филадельфии. Снова скажут: свободное предпринимательство по веки веков!
Но что же в действительности представляет собой свободное предпринимательство? Конкуренцию. А конкуренция это то, что гарантированные займы как раз и призваны еще больше защищать. Почему? Потому что они гарантируют сохранение корпорации Крайслер в качестве конкурента компаний Дженерал Моторс и Форд.
Конкуренция это то, что требуется автоиндустрии и что укладывается в ее представления. В период оживленной дискуссии по поводу судьбы корпорации Крайслер дилер компании Форд написал следующее в письме в газету Нью-Йорк таймс: На протяжении последних 25 лет я конкурировал с продукцией фирмы Крайслер. Тем не менее я в корне не согласен с изложенными в ваших передовицах аргументами против предоставления федеральной помощи фирме Крайслер... Подлинная роль федерального правительства в демократической системе свободного предпринимательства заключается не в том, чтобы оказывать помощь самым жирным (sic!), а в том, чтобы отстаивать сохранение конкуренции. Если Крайслер потерпит крушение в тот момент, когда отрасль напрягает все силы, чтобы максимально быстро создать автомобили нового поколения, не может ли оказаться так, что и Форд намного отстанет?
Другой дилер из Орегона на этот раз из отделения Шевроле корпорации Дженерал Моторс поместил в своей городской газете рекламное объявление на целую полосу, озаглавив его: Если мы не можем продать вам Шевроле или Хонду, купите Крайслер. И далее в объявлении утверждалось: Конкуренция полезна нам, полезна автоиндустрии, полезна стране и полезна вам, нашему потребителю.
Спасение корпорации Крайслер не только защитило бы конкуренцию, но сохранило бы и работу для очень многих людей. Всего, если считать рабочих, дилеров и поставщиков, на карту была поставлена судьба 600 тысяч рабочих мест.
Кое-кто полагал, что в случае банкротства фирмы Крайслер наши рабочие могли бы получить работу в компаниях Форд и Дженерал Моторс. Но это ошибочное мнение.
В то время Форд и Дженерал Моторс уже продавали почти все то количество малолитражных автомобилей, какое они могли выпустить. Но их производственные мощности вовсе не бездействовали, и они не нуждались в дополнительной рабочей силе. Если бы Крайслер свернула производство, почти все наши рабочие оказались бы безработными.
Лишь импорт мог бы удовлетворить внезапно возросший спрос на малогабаритные автомобили. Поэтому крушение фирмы Крайслер привело бы не только к увеличению импорта в Америку таких автомобилей, но и к экспорту рабочих мест автопромышленности.
Мы задавали вопрос;
Станет ли положение в стране лучше, если
Крайслер прекратит производство, а
уровень безработицы моментально повысится
еще на полпроцента? Послужит ли на пользу
системе свободного предпринимательства,
если Крайслер обанкротится и
десятки тысяч рабочих мест будут потеряны
для Америки и перейдут к Японии? Окажется ли
наша система свободного
предпринимательства более
конкурентоспособной без миллиона с лишним
легковых и грузовых автомобилей, которые
Крайслер ежегодно производит и
продаст?
Мы обратились к
правительству со словами:
Если разумно иметь систему
государственной защиты индивидуумов, то
так же разумно иметь систему
государственной защиты компаний, в которых
они работают. В конце концов, ведь именно
работа обеспечивает людям возможность жить.
Таковы были выдвинутые нами аргументы о конкуренции и о рабочих местах. Но самыми важными из всех оказались чисто экономические аргументы. Они попросту сразили наших слушателей. Министерство финансов произвело расчеты, из которых следовало, что банкротство корпорации Крайслер обойдется государству только за первый год в 2,7 миллиарда долларов в виде пособий по безработице и других государственных пособий, связанных с увольнением такой массы людей.
Я заявил
конгрессменам:
Перед вами выбор: либо выложить сразу 2,7
миллиарда долларов, либо выдать гарантии по
займам на вдвое меньшую сумму, сохраняя при
этом надежные шансы на возврат всей этой
суммы. В вашей власти решать: платить сейчас
или платить потом.
Именно такого рода доводы заставляют внимательно к ним прислушаться. Для молодых людей, которым случиться прочитать эту книгу, здесь кроется важный урок: всегда следует представлять себе в уме интересы того человека, с которым имеешь дело. Полагаю, что именно такой урок я усвоил на курсах при Институте Карнеги. И он сослужил мне хорошую службу.
В данном случае мне пришлось обращаться к логике, которой руководствуется член палаты представителей конгресса США. По чисто идеологическим соображениям он мог бы выступить против оказания нам помощи. Но он сразу же переменил свое мнение, как только мы представили ему заранее заготовленную подробную справку об обеспечиваемых фирмой Крайслер рабочих местах и связанных с нею предприятиях в его штате. Осознав, что жизнь массы людей из его избирательного округа целиком зависит от благополучия корпорации Крайслер, он сразу отбросил все идеологические соображения.
Пока длилась борьба в конгрессе и за его пределами, я предпринимал все возможное, чтобы добыть деньги, в том числе с помощью выдачи долговых обязательств другим компаниям. Я чувствовал себя в положении мелкого торговца, которому нужно очень быстро выручить какую-то сумму наличными. Настроение у меня было очень неважное, так как куда бы я ни обращался, никто не шел мне навстречу.
В ходе обсуждения вопроса о нашей судьбе большой популярностью пользовалась идея о решении проблемы Крайслер посредством объявления банкротства. Согласно разделу 11 федерального Закона о банкротствах, мы должны были получить отсрочку платежей по претензиям кредиторов на период приведения наших дел в порядок. Допускалась возможность того, что спустя несколько лет мы сможем возродиться в виде меньшей по размерам, но более здоровой компании.
Однако когда мы привлекли к делу всякого рода экспертов, они сообщили нам то, что мы уже сами знали, а именно то, что в нашем случае банкротство будет означать катастрофу. Наше положение было уникально. Оно не походило на положение железнодорожной компании Псин сентрал. Оно не походило и на ситуацию с фирмой Локхид. Оно не определялось условиями, связанными с уже предоставленными правительством военными контрактами. Оно ничем не напоминало ситуацию, характерную для сделок с зерном. Если бы фирма Келлог закрылась, никто не стал бы жаловаться: Ну ладно, пусть сегодня я не куплю кукурузные хлопья. Но что будет, если у меня останется ящик кукурузы и некому будет изготовить из нее корнфлекс?
Совсем иное дело автомобили. Малейший слушок о банкротстве немедленно отзовется прекращением притока денег в компанию. Возникнет эффект домино. Клиенты аннулируют свои заказы. Они забеспокоятся о сохранении гарантийных сроков эксплуатации автомобили, о запасных частях и техническом сервисе, не говоря уже об уровне цен на подержанные машины в случае их продажи.
Здесь мы уже имели весьма поучительный прецедент. Когда Уайт трак компани объявила о банкротстве, ее руководители полагали, что смогут связать руки своим кредиторам, укрывшись за буквой раздела 11 Закона о банкротствах. Технически это было осуществимо, если бы не одна проблема. Любой клиент этой фирмы говорил себе: О нет, она обанкротилась! Я лучше куплю грузовик у какой-либо другой компании.
Некоторые банки также толкали нас на путь банкротства. Зачем вы связываетесь с правительством? Объявите себя банкротом, а затем вытащите компанию из беды и восстановите ее благополучие. Они даже приводили примеры того, как другим компаниям это удавалось. Но мы продолжали настаивать на своем: Поймите, ведь мы представляем собой крупную фирму, принадлежащую к отрасли, производящей потребительскую продукцию. Объявив банкротство, мы не продержимся и двух недель.
В случае объявления банкротства дилеры потеряют возможность получать кредиты на приобретение нашей продукции. Банки и финансовые компании за один-два дня перекроют почти все каналы финансирования закупок автомобилей нашими дилерами. Мы прикинули, что около половины дилеров корпорации Крайслер сами вынуждены будут объявить себя банкротами. А многие другие будут перевербованы компаниями Дженерал Моторс и Форд, что лишит нас всякого доступа на крупные рынки.
Поставщики потребуют оплаты своей продукции авансом или в момент ее доставки. Большинство наших поставщиков состоит из мелких предприятий, на которых занято менее 500 рабочих. Тысячи мелких компаний, само существование которых зависит от корпорации Крайслер, не смогли бы пережить последствий нашего банкротства. Многие из них также вынуждены были бы объявить себя банкротами, что, соответственно, лишило бы нас поставок важнейших узлов и деталей.
А тогда вычеркните из памяти корпорацию Крайслер. Какое влияние оказало бы на страну крупнейшее в американской истории банкротство? Исследование, проведенное фирмой Дэйта рисорсиз, показало, что кончина корпорации Крайслер в конечном счете обошлась бы налогоплательщикам в 16 миллиардов долларов в виде пособий по безработице, социальных выплат и других расходов.
Вот к чему привело бы решение об объявлении банкротства.
В ходе национальных дебатов о судьбе Крайслер все бросали в нас камни, обрушивались на нас с нападками. Выступая в Нью-Йорк таймс, обозреватель Том Уикер утверждал, что фирме Крайслер следует немедленно переключиться с выпуска автомобилей на производство средств общественного транспорта. Карикатуристы газет и журналов получили богатую пищу для изображения фирмы Крайслер, выклянчивающей помощь у правительства.
Но особенно безжалостной оказалась газета Уолл-стрит джорнэл. Ее буквально взбесила сама постановка вопроса о гарантированных займах, и это нашло выражение в достопамятном заголовке ее передовой статьи: Лаэтрил для Крайслера.
Возражения против государственной помощи фирме Крайслер не ограничивались лишь высказываниями в передовых статьях этой газеты. Она нас просто не оставляла в покос. Газета сообщала буквально каждую плохую весть о нашем положении, но совершенно игнорировала любые обнадеживающие свидетельства. Даже и после того как мы получили гарантированные займы, газета продолжала доказывать, что, хотя мы уже располагаем достаточными средствами, хотя мы уже провели реорганизацию компании, хотя мы уже имеем новое руководство, даем хорошие модели, выпускаем автомобили высокого качества, гром все равно может грянуть. Экономическая конъюнктура может ухудшиться. Объем сбыта автомобилей может даже сократиться.
Казалось, что Уолл-стрит джорнэл почти ежедневно публикует отрицательную статью о ситуации в корпорации Крайслер. И всякий раз, когда такая статья появлялась, нам приходилось тратить дополнительную энергию из нашего скудного запаса на то, чтобы свести к минимуму ущерб, наносимый газетой фирме Крайслер в глазах общественности.
Например, в первом квартале 1981 года убытки компании Форд составили 439 миллионов долларов, а положение фирмы Крайслер несколько улучшилось, но тем не менее и она понесла убыток в размере около 300 миллионов долларов. Какой же заголовок был помещен в Уолл-стрит джорнэл? Убытки Форд мотор меньше, а убытки Крайслер больше ожидавшихся. Таков был способ с помощью заголовка изобразить нас в худшем свете, чем компанию Форд. Между тем фактические данные свидетельствовали о противоположном.
Месяца два спустя месячные объемы наших продаж оказались на 51 процент выше прошлогодних. Однако Уолл-стрит джорнэл сочла возможным отметить, что это сопоставление создаст превратное представление, поскольку объем продаж фирмы Крайслер в соответствующие месяцы прошлого года упал до самого низкого уровня. Отлично. Но газета не удосужилась отметить, что тогдашнее сокращение объема наших продаж объяснялось высокой экономической конъюнктурой предыдущего, 1979 года.
Это напоминает мне
старую еврейскую шутку. Гольдбергу
позвонили из банка и сообщили, что на его
счете оказалось задолженность в 400 долларов.
Посмотрите тогда прошлый месяц,
сказал он.
У вас числился остаток в 900 долларов,
ответил банковский служащий.
А еще на месяц раньше? спросил
Гольдберг.
1200 долларов, был ответ.
А еще на месяц раньше?
1500 долларов.
Скажите, промолвил Гольдбсрг, во
все те месяцы, когда на моем счете числилось
много денег, я вам звонил?
Именно такой мне рисовалась логика Уолл-стрит
джорнэл.
Будучи в колледже одним из редакторов студенческой газеты, я из первых рук узнавал, каким влиянием обладает сочинитель газетных заголовков. Поскольку большинство людей не читает целиком всю газетную статью, если ее тема их специально не интересует, то для этого большинства заголовок статьи олицетворяет собой все ее содержание.
В процессе реализации решения о гарантированных займах, уже после того как мы получили лишь часть законным образом гарантированных нам займов, Уолл-стрит джорнэл опубликовала передовую, в которой предлагалось положить конец мучениям фирмы Крайслер. Это была ее передовица, теперь уже знаменитая, озаглавленная Дадим им умереть с достоинством. Она должна войти в историю как классический образец, хотя бы только как образец того, насколько можно злоупотреблять свободой печати в этой стране. Знаю, знаю. Конституция гарантирует ей это право.
Я был взбешен. Я сразу же отправил редактору письмо, В котором писал: Фактически вы провозгласили, что если больной не выздоровел окончательно после принятия им лишь половины прописанного ему лекарства, его следует умертвить. Благодарю Бога, что вы не являетесь моим семейным врачом.
Я думаю, что Уолл-стрит джорнэл живет в прошлом веке. К несчастью, это самая авторитетная газета. Уолл-стрит джорнэл занимает монопольное положение и становится столь же самонадеянной, как и Дженерал Моторс.
Между тем нападки Уолл-стрит джорнэл не прекратились и после того, как корпорация Крайслер снова встала на ноги. Я объявил 13 июля 1983 года в Национальном пресс-клубе, что к концу года Крайслер погасит все гарантированные правительством займы. Два дня спустя Нью-Йорк таймс, которая прежде выступала против гарантированных займов, опубликовала материал, озаглавленный Крутой разворот Крайслера. В статье отмечалось, что трудно переоценить масштабы этого разворота... Каким образом удалось столь быстро восстановить жизнеспособность такой неблагополучной компании?
В тот же самый день Уолл-стрит джорнэл также поместила большую статью о корпорации Крайслер. И как же ее озаглавили? А вот как: Крайслер, ослабев и похудев, все еще пребывает в тяжелом состоянии. Есть ли еще сомнения в том, что газета извращает факты? Она, конечно, вправе иметь свое мнение, но мнения высказываются лишь в передовицах. Она могла бы написать что-нибудь в таком роде: Очень плохо, что корпорация достигла этого именно таким способом, но добилась она большого успеха!
При таком характере освещения нашей ситуации в деловой прессе страны нет ничего удивительного в том, что значительной части публики было трудно разобраться в происходящем.
В большой степени проблему осложняла терминология, применявшаяся для характеристики ситуации. Термин помощь, выручка (bailout) это весьма красочная метафора. Он вызывает представление о давшем течь корабле, мечущемся среди волн в бурном морс. Он подразумевает, что команда корабля оказалась беспомощной. Во всяком случае, термин помощь звучит лучше, чем термин подаяние (handout), которым также часто пользовались. Мы новее не просили безвозмездных даров, и мы их действительно не получали.
Одна из распространенных точек зрения заключалась в том, что мы огромная, монолитная компания, не заслуживающая помощи. Чтобы развеять этот миф, мы доказывали, что фактически корпорация представляет собой скопление небольших предприятий. Мы предприятие оборонное. У нас 11 тысяч поставщиков и четыре тысячи дилеров. Почти все владельцы этих предприятий мелкие бизнесмены, а не финансовые воротилы. Нам не подаяние нужно было, а требовалась рука помощи.
Многие даже и этого не знали. Они думали, что мы добивались безвозмездного дара. Им казалось, что президент Джимми Картер послал мне поздравительную открытку с приложением одного миллиарда долларов в изящно упакованных пачках мелких купюр. Многие вполне благонамеренные американцы находились, очевидно, под впечатлением представления, будто корпорация получила один миллиард долларов наличными в обычных бумажных метках, в которые упаковывают продукты, и будто нам никогда не придется эту сумму вернуть.
О, если бы это было правдой!
Мягко говоря, дача показаний комиссиям палаты представителей и сената никогда не казалось мне очень приятным занятием. Поверьте, меньше всего на свете хотелось мне это делать. Но я знал, что при малейшем шансе добиться утверждения конгрессом гарантированных займов для корпорации я лично там выступлю, чтобы отстоять нашу просьбу. В данном случае я бы никому не перепоручил эту обязанность!
Помещения, в которых проводятся слушания комиссией сената и палаты представителей, казалось бы, специально предназначены для того, чтобы запугать дающих показания. Члены комиссии восседают за полукруглым столом, стоящим на высоте двух футов над полом, и взирают на допрашиваемого сверху вниз. Свидетель явно оказывается в неудобном положении, так как вынужден всегда смотреть вверх на задающего вопросы. К тому же неприятное состояние допрашиваемого усугубляется бьющим в глаза светом телевизионных юпитеров.
Официально ко мне адресовались как к свидетелю, но фактически это не соответствовало действительности. По существу, я оказался в роли ответчика, обвиняемого. Час за часом мне приходилось сидеть в своем боксе и подвергаться судилищу конгресса и прессы за так называемые грехи в управлении корпорацией Крайслер, реальные и воображаемые.
Временами это напоминало суд кенгуру. Идеологи в один голос кричали: Нам наплевать на то, что вы говорите. Мы хотим сокрушить вас. Я на этих слушаниях держал себя в руках. Мне приходилось все время импровизировать. Вопросы быстро следовали один за другим и носили провокационный характер. Сотрудники аппарата постоянно передавали когрессменам записки, а я вынужден был на все вопросы отвечать экспромтом. Это было зверское истязание.
Корпорацию ругали за то, что она не предвидела развертывания умными японцами производства автомобилей с расходом горючего 8 литров на 100 километров, хотя американский потребитель постоянно предъявлял спрос на автомобили большого размера. Нас попрекали тем, что мы оказались не готовыми к ситуации, возникшей в связи со свержением шаха Ирана. Мне пришлось указать, что ни президент Картер, ни Генри Киссинджер, ни Дэвид Рокфеллер, ни государственный департамент не предвидели этого события, хотя они по этим вопросам располагали гораздо большей информацией, чем я.
Компанию Крайслер поносили за то, что она оказалась не готовой приспособиться к введению министерством энергетики жесткой системы распределения горючего, в результате чего возникли беспорядки у бензоколонок. Никто уже не считался с тем, что за месяц до того галлон бензина стоил 65 центов. Никто уже не считался с тем, что правительственный контроль искусственно удерживал цену на бензин на низком уровне, что ввело в заблуждение американского потребителя. Никого уже не интересовало, что корпорация вкладывала большую часть своего капитала в оборудование, необходимое для соблюдения введенных правительством правил технической и экологической безопасности автомобилей. Согласно представлениям, сложившимся в умах конгрессменов и журналистов, мы согрешили. Мы потеряли рынок, и мы заслужили кару.
И нас действительно покарали. В ходе слушаний в конгрессе нас перед всем миром выставили в качестве живых носителей всего дурного, что происходит в американской промышленности. В передовых статьях нас осыпали оскорблениями за то, что у нас не хватило порядочности добровольно капитулировать и грациозно сойти в могилу. Мы стали объектом издевки для всех карикатуристов страны, которые с нетерпением ждали возможности изобразить нас лежащими в гробу. Жены и дети менеджеров корпорации служили мишенью для шуток в магазинах и школах. Это стоило гораздо дороже, чем просто хлопнуть дверью и уйти прочь. Это уже был переход на личности. Это уже уязвляло. И это причиняло мучительную боль.
Впервые я предстал перед подкомиссией по экономической стабилизации комиссии по делам банков, финансовым вопросам и городскому хозяйству палаты представителей 18 октября. Присутствовали все члены подкомиссии, что уже само по себе было странно. Обычно на слушания большинство входящих в данную комиссию или подкомиссию членов не является, так как у них одновременно имеется еще десяток других обязательств. Настоящая работа, как правило, выполняется сотрудниками аппарата конгресса.
Я начал свои показания, очень просто изложив суть нашего дела. Вы, конечно, понимаете, что я здесь сегодня выступаю не только от своего собственного имени. Я говорю от имени сотен тысяч людей, чьи средства к существованию зависят от того, сохранится ли в автоиндустрии корпорация Крайслер. Это элементарно просто: от нас зависит жизнь наших 140 тысяч рабочих и служащих и их иждивенцев, 4700 дилеров и их 150 тысяч работников, осуществляющих продажу и техническое обслуживание нашей продукции, 19 тысяч поставщиков и 250 тысяч их рабочих и служащих и, конечно же, семей и иждивенцев всех этих работающих для нас людей.
Поскольку существовала большая путаница в понимании и изображении того, какого именно рода помощи мы просим, я четко объяснил, что мы вовсе не обращаемся за подаянием. Мы не выпрашиваем безвозмездных даров. Я напомнил членам подкомиссии, что мы ходатайствуем о предоставлении гарантии на заем, который до последнего доллара будет своевременно возвращен, причем с процентами.
В своем вступительном заявлении я изложил подкомиссии семь важнейших аргументов, обосновывающих ходатайство корпорации. Во-первых, причины наших трудностей кроются в комбинации ряда факторов: плохого управления, чрезмерного правительственного регулирования, энергетического кризиса, экономического кризиса.
Во-вторых, мы уже предприняли ряд срочных и решительных мер к преодолению наших трудностей. Мы уже распродали малоприбыльные подразделения. Нам удалось мобилизовать довольно значительную сумму новых средств. Мы сократили постоянные издержки в годовом исчислении почти на 600 миллионов долларов. Мы снизили жалованье тысяче семистам менеджерам верхнего звена управленческого персонала. Мы отменили все планы повышения зарплаты. Мы урезали планы продажи акций своим работникам. Мы отменили выплату дивидендов по обыкновенным акциям. Мы заручились новыми, и солидными, обязательствами наших поставщиков, банкиров, дилеров и рабочих, а также местных властей и властей штатов.
В-третьих, для того чтобы компания оставалась прибыльной, она должна также оставаться компанией, выпускающей полный ассортимент легковых автомобилей и малотоннажных грузовиков. Мы не сможем выжить, если станем производить только какой-либо один вид продукции. Мы по сможем удержаться в автоиндустрии, если будем выпускать одни лишь малолитражные легковые автомобили. Чистая прибыль на один субкомпактный автомобиль составляет около 700 долларов, что совершенно недостаточно для сохранения жизнеспособности компании, не говоря уже о возможности конкурировать с японскими фирмами, пользующимися преимуществом низких ставок заработной платы и щедрыми налоговыми льготами.
В-четвертых, корпорация не способна будет выжить, объявив о банкротстве.
В-пятых, мы не располагаем предложениями о слиянии от других компаний ни со стороны американских, ни от иностранных. Если мы не получим гарантированные займы, едва ли можно рассчитывать, что кто-либо с нами объединится.
В-шестых, вопреки созданной нам репутации производителей неэкономичных автомобилей, пожирателей бензина, корпорация Крайслер добилась наивысшего в большой тройке среднего показателя экономичности расхода горючего. Мы предложили рынку больше моделей, расходующих не более 10 литров горючего на 100 километров пробега, чем это сделали Дженерал Моторс, Форд, Тойота, Датсун или Хонда.
Наконец, в-седьмых, я заявил, что наш план деятельности на ближайшие пять лет вполне обоснован и строится на достаточно трезвых расчетах. Мы исходили из уверенности в способности повысить свою долю на рынке и скоро снова стать прибыльными.
В дальнейшем в ходе слушаний я все эти аргументы развивал гораздо подробнее.
Вопросы и обвинения бесконечно сменяли друг друга. Для сознания некоторых членов подкомиссии не доходило, что у корпорации Крайслер теперь новое руководство. И нет ничего удивительного в том, что большинство из них не желало принимать в расчет реальные издержки, связанные с введением федерального контроля за технической и экологической безопасностью автомобилей. Поэтому они постоянно указывали пальцем на ошибки, совершенные прежней командой менеджеров корпорации, а на меня возлагали за них ответственность.
Конгрессмен Шамуэй от
штата Калифорния:
Меня интересует, какие гарантии можете
вы дать нашей подкомиссии и правительству,
что не повторите прежних ошибок? Вы
утверждаете, что ошибки, допускавшиеся
прежним руководством компании, теперь уже
исправлены и вы находитесь на пути к
достижению прибыльности. Я не усматриваю в
ваших ответах ничего такого, что убедило бы
меня в правильности этого утверждения.
Якокка:
Конгрессмен, я не смог вас убедить. Вам придется поверить мне на слово. Я сколотил новую команду менеджеров в корпорации Крайслер. По моему мнению,в нее входят лучшие знатоки автомобильного дела в Соединенных Штатах. Мы имеем за плечами большие достижения. Мы прошли через все стадии автомобильного бизнеса. Мы знаем, как надо строить малолитражные автомобили. Мы обладаем тридцатилетним опытом работы в автоиндустрии и способны справиться с положением в корпорации Крайслер. Это все, что мы можем вам сказать. Положитесь на наши достижения, положитесь на наш опыт. Мы выносим их на ваш суд. Это все, что я могу заявить.
Шамуэй:
Но чтобы убедить нас, вы отнюдь не опираетесь на достижения корпорации Крайслер.
Якокка:
Компании делают люди. Я полагаю, что у себя мы делаем все, что в наших силах. Вы просто присмотритесь к нам. Вы увидите, что в корпорации Крайслер делается много полезного. Вы увидите автомобили более высокого качества, и вы убедитесь в улучшении их технического обслуживания. А это в конечном счете и есть самое важное.
Все принялись искать козла отпущения, но я отказывался возлагать вину за все наши трудности на прежнее руководство корпорации. В конце концов, в третьем квартале 1979 года Форд мотор компани понесла убытки в размере 678 миллионов долларов. Даже у Дженерал Моторс убытки в том же квартале составили 300 миллионов долларов. О чем свидетельствуют эти данные? Ведь не может же быть, чтобы менеджеры трех фирм большой тройки все в одно и то же время превратились в дураков! Совершенно очевидно, что существовали иные, более глубокие, неизбежные причины таких беспрецедентных убытков. Вот почему я в своих ответах так подробно говорил о введенных правительством правилах для автомобильного транспорта.
Я говорил также о распространенном недоразумении, будто Крайслер выпускает не экономичные малолитражные автомобили, а пожирателей бензина. Я отметил, что корпорация Крайслер была первой автомобилестроительной фирмой, наладившей производство малогабаритных автомобилей с передним приводом, опередив Дженерал Моторс и Форд мотор. В дни, когда я давал показания в конгрессе, на дорогах было уже свыше полумиллиона моделей Омни и Хорайзн, то есть больше переднеприводных малолитражек, чем могла предложить рынку любая другая автомобилестроительная компания в Америке. К тому же в этом году мы намечали выпустить в продажу новую модель К.
Heт, утверждал я, проблема не в том, что у нас слишком много автомобилей большого размера. В действительности мы их выпускаем мало. Именно большие автомобили приносят наибольшую прибыль, так же как в мясной лавке наценка на кусок вырезки выше, чем на фарш для гамбургера.
Я сказал, что Дженерал Моторс производит 70 процентов всех автомобилей большого размера, включая модель Кадиллак-Севиль, которая дает 5500 долларов прибыли с каждой машины. Мы не располагаем ничем похожим. Чтобы заработать столько, сколько Дженерал Моторс зарабатывает на одном автомобиле марки Севиль, нам нужно продать восемь машин Омни или Хорайзн. Более того, лидером цен выступает Дженерал Моторс. Она не собирается повысить цены на свои малогабаритные автомобили на тысячу долларов только для того, чтобы фирма Крайслер не работала себе в убыток.
Я говорил обо всем этом и о многом другом. Но когда я вспоминаю эти слушания, в ушах у меня звучат другие голоса. Я отчетливо помню выступление конгрессмена от штата Флорида Ричарда Келли, нашего самого откровенного противника. Вот с чего он начал: Я думаю, что вы пытаетесь нас надуть. Я полагаю, что когда вы вышли на открытый рынок, ваши конкуренты не сидящие здесь перед вами представители народа, а короли индустрии, действительно знающие толк в том, как делать дело, по своей доброй воле указали вам на необходимость уйти с дороги. И велели они вам уйти с дороги потому, что в тех же условиях, в каких они выжили, вы не сумели с этим справиться. И вот теперь вы являетесь сюда и рассчитываете, что кучка дурачков в нашей подкомиссии проглотит весь этот вздор о человеческих страданиях.
Келли был умен. Он искусно подыгрывал средствам массовой информации, подбирая нужные выражения для возбуждения умов читателей и слушателей вечерних известий. Он снова и снова обрушивал на нас свои удары. Подаяние корпорации Крайслер послужит началом новой эры безответственности в правительстве. Подаяние корпорации означает сдирание шкуры с американского рабочего, американской индустрии, с налогоплательщика и потребителя. Милостыня для корпорации Крайслер - это самое вопиющее надувательство в наше время.
Келли отчитывал Крайслер за неспособность конкурировать на рынке. Он то и дело требовал, чтобы мы объявили о банкротстве, и всеми способами отстаивал необходимость отказать нам в предоставлении гарантированного займа.
Кстати, года два спустя конгрессмен Келли, этот великий защитник американского образа жизни, был дважды осужден в связи с делом Абскам и приговорен к тюремному заключению. Он проиграл на выборах и ушел с политической сцены с откровенно подмоченной репутацией. Идеальная справедливость!
Келли был не единственным нашим противником. В разгар дебатов Дэвид Стокмэн, конгрессмен от нашего же штата Мичиган, опубликовал в журнале Вашингтон пост мэгэзин большую статью, озаглавленную Пусть Крайслер обанкротится. За несколько недель до того в Уолл- стрит джорнэл появилась его заметка под заголовком:
Подаяние Крайслер: вознаграждать неудачника? Из состава делегации от штата Мичиган против нас голосовал один только Стокмэн, впоследствии занявший пост директора Административно-бюджетного управления.
В прошлом он учился па богословском факультете, но я полагаю, что в дни, когда там изучали тему о сострадании, он прогуливал.
К счастью, не все члены подкомиссии были настроены враждебно. Стюарт Маккинни, старейший из республиканского меньшинства в подкомиссии, оказал нам серьезную поддержку. В данном случае мне повезло, так как с Маккинни у меня сложились дружественные отношения еще и период моей службы в фирме Форд. Республиканец, представлявший избирателей фешенебельного района в штате Коннектикут, он подверг острой критике своих доктринерски настроенных коллег.
Маккинни с самого начала отнесся к нашей просьбе положительно, главным образом потому, что он понимал, какой ущерб может нанести альтернатива гарантированному займу. Его позиция сводилась к следующему: Я знаю автомобильное дело, и я знаю, чего Якокка сумел достигнуть в компании Форд. Я убежден, что он и здесь справится. В какой-то момент в ходе дебатов он, обращаясь ко мне, сказал: Если вы сумеете добиться в корпорации Крайслер таких же успехов, каких добились в Форд мотор, нам придется поставить вам памятник.
Я при этом подумал: И вы знаете, что происходит с памятниками голуби покрывают их своим пометом.
Маккинни хорошо изучил наше дело, чего я не мог сказать о некоторых его коллегах. Генри Рейм, председатель комиссии палаты представителей по делам банков, в ходе слушаний предложил, чтобы фирма Крайслер переключилась на строительство железнодорожных вагонов! Мы не могли сохранить в рабочем состоянии даже имеющиеся производственные мощности, а этот дядя счел, что нам следует заняться производством совершенно новой для нас продукции. Такой проект потребовал бы нескольких миллиардов капиталовложений, и это тогда, когда мы уже были разорены.
Другим влиятельным нашим сторонником в подкомиссии был конгрессмен от штата Мичиган Джим Бланчард, автор законопроекта о гарантированных займах, впоследствии избранный па пост губернатора штата Мичиган. Бланчард по старшинству занимал второе место среди демократов в составе подкомиссии, и они с Маккинни оказались очень удачной парой.
Сенатор 0'Нил сыграл ведущую роль в отстаивании в конгрессе нашей позиции. Еще до официального обращения в конгресс я встретился с ним, чтобы объяснить наше положение. Он слушал внимательно и хорошо понимал, что ему говорить. Как только он выступил в поддержку нашей просьбы, ход слушаний начал меняться.
0'Нил образовал специальную группу спикеров палаты в составе около тридцати человек для обработки своих коллег. Была создана также небольшая группа поддержки из членов палаты республиканцев, причем их задача оказалась более трудной.
Аналогичные слушания проводились и в сенате. Там моим главным обвинителем выступал Уильям Проксмайр, Председатель сенатской комиссии по делам банков. Он был суров, по вместе с тем прямолинеен и честен. С самого начала он заявил нам, что является решительным противником гарантированных займов. Но он скрупулезно соблюдал наше право аргументировать и отстаивать свою позицию. Он открыто предупредил, что будет голосовать против нас, но этим и ограничится, обрабатывать других членов комиссии он не станет.
У меня с Проксмайром возник весьма острый спор, так как, несмотря на словесную защиту принципов свободной торговли и невмешательства государства, он в прошлом неоднократно давал согласие на оказание помощи компании Америкэн Моторс.
В 1967 году Америкэн Моторс получила налоговую скидку федерального правительства, которая сэкономила ей 22 миллиона долларов.
В 1970 году Америкэн Моторс в виде исключения было предоставлено специальное разрешение закупить у Дженерал Моторс технологию контроля токсичности выхлопных газов, поскольку существовал запрет федерального суда на такого рода закупки.
В 1974 году федеральное правительство распространило на Америкэн Моторс статус мелкого предприятия, чтобы обеспечить ей преимущественное право на получение государственных контрактов.
В 1977 году Америкэн Моторс было предоставлено право испросить двухлетнюю отсрочку введения правил о соблюдении норм содержания оксидов азота в выхлопных газах.
В 1979 году Управление по охране окружающей среды предоставило Америкэн Моторс такую отсрочку. Кстати, аналогичная отсрочка для фирмы Крайслер обеспечила бы ей экономию свыше 300 миллионов долларов.
Проксмайр создал себе солидную репутацию, высмеивая правительственные расходы, целесообразность которых он оспаривал. Но для Америкэн Моторс он явно делал исключения. Почему? А потому что Проксмайр по воле судьбы оказался сенатором от штата Висконсин, где находится крупнейший сборочный завод Америкэн Моторс.
Мы с ним схватились врукопашную. Обращаясь к нему, я сказал: Вспоминаю, что вы были главным инициатором предоставления гарантированных займов фирме Америкэн Моторс, причем займы были предоставлены французами. Следовательно, вы оказались пособником французского правительства. Корпорация Крайслер боролась за свою жизнь, и в тот момент я меньше всего заботился о том, чтобы соблюдать такт.
Проксмайр нанес
ответный удар. Он задал мне головомойку за
нежелание последовательно придерживаться
собственных идеологических принципов.
Энергичнее, чем кто-либо другой в
Детройте, сказал он, вы вели
кампанию против вмешательства
федерального правительства, и в наших
высказываниях содержалась изрядная толика
здравого смысла. Я бы их вполне поддержал, а
другие члены комиссии могли бы их
поддержать еще решительнее. Затем он
продолжал доказывать, что, предоставив нам
гарантии, правительство оказалось бы
слишком вовлеченным в дела корпорации Крайслер.
Не противоречит ли это тому,
попрекал он меня, что вы столь долго и
столь красноречиво проповедовали?
Конечно, противоречит, отвечал я, Всю свою жизнь я оставался сторонником свободного предпринимательства. И явился я сюда, в конгресс, с большой неохотой. Но у меня безвыходное положение. Я не могу спасти компанию без предоставления ей каких-либо гарантий со стороны федерального правительства. Я не собираюсь вас поучать, продолжал я. Вам, господа, известно лучше, чем мне, что мы вовсе не создаем новый прецедент. Правительство уже предоставляло гарантии по займам на 409 миллиардов долларов, а посему мы просим вас не ограничиваться сегодня этим пределом. Увеличьте эту сумму до 410 миллиардов ради компании Крайслер, десятой по величине в Соединенных Штатах и обеспечивающей занятость 600 тысячам человек.
Когда я заговорил о прецедентах, даже ярые наши противники почувствовали себя неловко. На это они могли ответить лишь следующее:
Если в прошлом делали глупости, то отсюда не следует, что надо сделать еще одну.
После моего
продолжительного выступления и
последующих вопросов и ответов Проксмайр
сделал мне большой комплимент.
Как вы знаете, сказал он, я
возражаю против удовлетворения вашей
просьбы. Но я редко слышал показания такого
красноречивого, умного и хорошо
информированного свидетеля, каким вы себя
здесь показали. Вы блестяще справились со
своей задачей, и мы благодарим вас. Мы перед
вами в долгу. А я подумал:
Нет, все обстоит наоборот. Это мы стремимся оказаться у вас и долгу.
После того как Проксмайр изрек свой комплимент, я было обрадовался. Но затем он не оставил сомнений в том, что будет до последнего биться против удовлетворения нашей просьбы, и он сдержал свое слово.
Еще одним нашим противником в сенатской комиссии был сенатор-республиканец от штата Пенсильвания Джон Хайнц, который отнесся к нашей просьбе резко критически. Он обрушился на наших акционеров и настаивал на том, что их следует наказать. Нам пришлось объяснить, что держателями акций корпорации Крайслер являются не некие финансовые институты, что 30 процентов наших акционеров это служащие, а остальные частные лица. Они уже поняли, что стоимость их акций существенно снизилась.
Но Хайнц требовал, чтобы мы немедленно выбросили на рынок еще 50 миллионов акций, в результате чего их цена упала бы с 7,5 до 3,6 доллара за акцию. Интересно, что в последующем она и без того сократилась именно до этого уровня. Хайнц никак не мог уразуметь, что при том положении, в каком мы оказались, никто вообще не заинтересован в приобретении акций корпорации Крайслер по какой бы то ни было цене.
Но дело не ограничивалось одними слушаниями в комиссиях палаты представителей и сената. Большую часть своего времени я потратил на конфиденциальные встречи с отдельными лицами или небольшими группами. У меня состоялась подробная беседа с сенатором от штата Канзас- Нэнси Кассебаум, единственной женщиной в составе сената. Я привел ей веские доказательства обоснованности нашей просьбы, и мне казалось, что я ее убедил. Но в конечном счете она голосовала против нас.
Больше мне посчастливилось с группой членов палаты представителей итальянского происхождения. Конгрессмен Пит Родине ог штата Нью-Джерси пригласил меня к себе и сказал: Мне бы хотелось, чтобы вы поговорили с моими здешними приятелями. Таких приятелей набралось тридцать один (вернее, тридцать и одна, которой оказалась Джеральдин Ферраро, представительница от графства Куинс, штат Нью-Йорк). Из них все, кроме одного, голосовали в нашу пользу. Одни представляли республиканскую партию, другие демократическую, но в данном случае они откровенно голосовали по итальянскому списку. Положение у нас было отчаянное, и приходилось разыгрывать все возможные карты. Это была демократия в действии.
Времени на встречу с группой негритянских конгрессменов не хватило, но мне удалось повидаться с ее лидером членом палаты представителей от штата Мэриленд Парреном Митчеллом. В 1979 году один процент всех чернокожих рабочих и служащих в США приходился на долю корпорации Крайслер. Чернокожие конгрессмены составляли значительную часть той коалиции, которая обеспечила предоставление нам гарантированных займов.
Негр Коулмен Янг, мэр Детройта, несколько раз приезжал в Вашингтон, чтобы давать показания в нашу пользу. Он настоятельно подчеркивал, что банкротство фирмы Крайслер принесет Детройту большие бедствия. Янг был давним сторонником Джимми Картера, и он убедительно охарактеризовал президенту ситуацию, связанную с корпорацией Крайслер.
В последние три месяца 1979 года на меня легла страшная нагрузка. Дважды в неделю приходилось выезжать в Вашингтон и одновременно стараться руководить корпорацией. Между тем у Мэри периодически случались притупы диабета. Два или три раза я вынужден был все бросать и возвращаться в Детройт, чтобы быть рядом с ней.
Всякий раз, когда я отправлялся в Вашингтон, у меня был немыслимый график из восьмидесяти встреч в день. И в каждый мой приезд туда мне приходилось произносить все те же речи, излагать те же позиции, выдвигать те же аргументы. И каждый раз повторять, повторять, повторять все то же самое.
Однажды я шел по отделанным мрамором коридорам конгресса и почувствовал себя плохо. Казалось, будто я двигаюсь по полу, залитому битыми яйцами. Голова у меня кружилась, и я был близок к обмороку. К тому же у меня двоилось в глазах.
Меня отвели в медпункт,
а затем в лазарет палаты представителей,
где обследовали. Оказалось, что это было
просто головокружение, такое, какое я
испытал лишь однажды, лет двадцать назад.
Тогда я шел по коридору в штаб-квартиру
компании Форд с Макнамарой и стал
задевать стены. Макнамара спросил:
Что с вами, Ли? Вы пьяны или что-то другое
произошло?
Почему вы так думаете? ответил я, даже не понимая, что со мной происходит.
Потому что вы стукаетесь о стены, вот почему, сказал Макнамара.
Головокружение вызывавтся нарушением механизма равновесия во внутреннем ухе, и у меня возник рецидив этой болезни. Из лазарета меня выпустили, но затем головокружение повторилось. Накопившаяся усталость и напряжение всех этих дней выразились в том, что я чувствовал, будто в голове у меня камни. Но каким-то образом я из этого состояния выкарабкался.
За все это время самым главным для нас было сохранить доверие потребителя. Пока длились слушания, продажи наших машин резко упали. Никто не хотел покупать автомобиль у компании, которая вот-вот провалится в тартарары. Доля потребителей, готовых хотя бы только обдумать возможность покупки автомобиля фирмы Крайслер, внезапно сократилась с 30 до 13 процентов.
Существовало два подхода к вопросу о том, как нам следует реагировать на кризисное положение корпорации.
В основном сотрудники нашей службы но связям с общественностью считали, что лучше всего придерживаться политики молчания. Надо сидеть тихо, говорили они, все обойдется. Меньше всего следует привлекать внимание к катастрофическому положению корпорации.
Однако наше рекламное агентство Кенион энд Экхард решительно отвергало такую позицию. Поскольку ситуация критическая, утверждали специалисты агентства, корпорация стоит перед выбором: либо умирать тихо, либо умирать, громко взывая о помощи. Мы рекомендуем второй путь. В этом случае сохраняется шанс на то, что кто-нибудь вас услышит.
И мы согласились с их рекомендацией. Мы попросили агентство Кенион энд Экхард разработать программу рекламной кампании, которая внушала бы публике уверенность в нашем благополучном будущем. Нам надлежало внедрить в сознание людей две вещи: во-первых, что мы абсолютно не намерены покинуть автобизнес и, во-вторых, что мы производим именно те автомобили, какие действительно нужны Америке.
Вместо обычных рекламных публикаций, содержащих иллюстрации и тексты, характеризующие наши новые модели, мы выступили в средствах массовой информации с серией передовых статей, в которых излагали нашу точку зрения на гарантированные займы, а также долгосрочные планы корпорации Крайслер. Вместо рекламирования нашей продукции мы стали рекламировать саму компанию и ее будущее. Мы решили обращаться к публике нетрадиционными методами и сочли, что настал момент, когда рекламировать надо не наши автомобили, а судьбу корпорации.
Рои Де Люка из нью-йоркской конторы агентства Кенион энд Экхард подготовил серию занимавших целые полосы рекламных текстов, в которых разъяснялась наша позиция. Сначала он приходил ко мне, и мы с ним в течение примерно часа обговаривали содержание каждого такого текста. Затем он приносил свой проект, и мы его вместе редактировали и отшлифовывали до тех пор, пока оба не находили его удовлетворительным.
В этих рекламных текстах, которые агентство Кенион энд Экхард стало называть оплаченной связью с общественностью, мы совершенно откровенно характеризовали ситуацию. Мы развенчивали наиболее распространенные мифы относительно корпорации Крайслер: мы, мол, не строим пожирателей бензина, мы не просим у Вашингтона милостыни; гарантированные займы для фирмы Крайслер отнюдь не являются опасным прецедентом.
Наши рекламные тексты были выдержаны в духе откровенности и искренности. Рои придал им наступательный характер, и мне это очень нравилось. Мы слишком хорошо знали, что думает рядовой американец о корпорации Крайслер, а поэтому постарались поставить себя на его место и предугадать его вопросы и сомнения. Не было смысла игнорировать враждебную нам прессу. Наоборот, следовало встречать ее во всеоружии, вместо несостоятельных слухов приводить убедительные факты.
Один из таких текстов имел следующий смелый заголовок, заставлявший потребителя призадуматься: Станет ли Америка лучше без Крайслера? В других рекламных текстах мы весьма резко ставили некоторые вопросы (и отвечали на них):
Разве не общеизвестно, что автомобили Крайслера неэкономичны?
Не являются ли большие автомобили Крайслера слишком большими?
Не тянул ли Крайслер слишком долго с выпуском на рынок малолитражных автомобилей?
Не строит ли Крайслер неудачные модели автомобилей?
Разве у Крайслера больше, чем у кого-либо, неразрешимых проблем?
Достаточно ли компетентно руководство Крайслера, чтобы возродить компанию к жизни?
Сделал ли Крайслер вес от него зависящее, чтобы собственными силами справиться со своими трудностями?
Имеет ли Крайслер будущее?
Эти рекламные тексты отличала, кроме того, еще одна особенность. Мы решили, что под всеми текстами должна стоять моя подпись. Мы хотели продемонстрировать публике, что в жизни корпорации началась новая эра. В конце концов, глава компании, находившейся на грани разорения, должен дать определенные заверения публике и успокоить ее. Он обязан сказать: Я здесь, я реальное лицо, и я несу ответственность за эту компанию. И чтобы показать вам свои твердые намерения, я ставлю здесь свою подпись.
Наконец-то мы получили возможность сообщить публике, что в корпорации Крайслер существует подлинная ответственность. Помещая мою подпись под этими публикациями, мы предлагали людям обращаться ко мне лично со своими жалобами и вопросами. Мы тем самым заявляли, что этой огромной, сложной компанией управляет человек, ставящий на карту честь своего имени, свою репутацию.
Наша рекламная кампания имела крупный успех. Я глубоко убежден, что она сыграла важную роль в массированных попытках убедить конгресс дать согласие на государственные гарантии по займам. Разумеется, реклама всегда отличается тем, что никогда нельзя с уверенностью предсказать, каких результатов она достигнет в борьбе за умы людей. Но в данном случае нам рассказывали, что в Белом доме и в конгрессе сотрудники бегали из кабинета в кабинет с нашими текстами в руках, причем в зависимости от своих взглядов одни были взбешены, а другие обрадованы.
И нет никакого сомнения, что эти рекламные тексты оказали реальное влияние на настроение публики. Люди видели на первой полосе газеты сообщение о нашем разорении. Затем, заглянув на внутренние полосы, они обна- руживали нашу собственную оценку ситуации и перспектив корпорации.
Тем временем на другом фронте наша контора в Вашингтоне организовала массированное дилерское лобби. Группы дилеров отделений Крайслера и Доджа ежедневно прибывали в Вашингтон. Наш вице-президент по связям с общественностью проводил с ними брифинги и советовал им, с кем из конгрессменов следует встретиться и что им говорить. Автомобильные дилеры стремились стать богатыми людьми (во всяком случае, многие из них и были таковыми), старались играть активную роль в своей округе и поэтому довольно часто сталкивались с конгрессменами, представлявшими их электорат. Поскольку большинство дилеров придерживались консервативных взглядов и голосовали за республиканцев, их присутствие в Вашингтоне оказывало большое влияние на конгрессменов, выступавших против нас по чисто идеологическим причинам. К тому же многие дилеры жертвовали значительные суммы в избирательные фонды обстоятельство, которое любой конгрессмен никак не может позволить себе игнорировать.
Это просто поразительно, каких больших результатов могут добиться в Вашингтоне автомобильные дилеры, когда они появляются там целыми группами. Нам удалось даже организовать поездки в Вашингтон некоторых дилеров других автомобильных фирм; они доказывали там, что конкуренция приносит благо всей автоиндустрии и что корпорация Крайслер заслуживает того, чтобы ей предоставили свой шанс.
Для успеха нашего дела необходимо было побудить конгрессменов руководствоваться при рассмотрении вопроса о гарантированных займах не идеологическими, а подлинно гуманными соображениями. Мы направили каждому конгрессмену компьютерную распечатку, содержащую перечень всех работающих на нашу корпорацию поставщиков и дилеров в его избирательном округе. Мы приводили им точный расчет того, к каким последствиям для данного округа может принести ликвидация корпорации Крайслер. Насколько я помню, из 535 округов оказалось только два, в которых не было поставщиков или дилеров нашей компании. Этот перечень, заставивший конгрессменов обратить серьезное внимание на проблемы корпорации Крайслер, возымел громадное действие.
Затем свою роль сыграл лидер нашего профсоюза Дуглас Фрэйзер, который предпринял самостоятельное лоббистское наступление. Дуглас не поддался вздорным аргументам о целесообразности объявления банкротства. Он прекрасно понимал, что произойдет с членами его профсоюза, если Крайслер потерпит крах. И он знал, что мы вовсе не зря бьем тревогу.
Фрэйзер давал свои показания великолепно. Он очень живо обрисовал, в какие человеческие жертвы и страдания выльется отказ предоставить нам гарантии но займам. Я пришел сюда не защищать и не оправдывать корпорацию Крайслер, заявил он подкомиссии. Меня тревожат страшные последствия для судеб рабочих и их семей, к каким приведет банкротство компании.
Фрэйзер оказался неутомимым и умелым лоббистом, встречался но отдельности с рядом сенаторов и членов палаты представителей. Он к тому же поддерживал дружественные отношения с вице-президентом Мондейлом и нанес несколько важных визитов в Белый дом.
Однажды я сам отправился в Белый дом на встречу с президентом. Картер не вмешивался в дебаты но делу корпорации Крайслер, но поддерживал нашу позицию. Во время моего визита он сказал, как ему и его жене Розалине нравятся мои рекламные телепередачи. Картер даже пошутил, что я становлюсь таким же известным, как и он.
Президент передал вопрос о проблемах корпорации Крайслер на рассмотрение министерства финансов, но при этом дал ясно понять, что он на нашей стороне. Без поддержки исполнительной власти закон о предоставлении нам гарантированного займа никогда не был бы принят.
После того как он покинул Белый дом. Картер дважды навещал меня. Он гордится тем, что Крайслер преуспевает. Полагаю, что он чувствует себя отцом этого ребенка. Из всего того, что удалось сделать моей администрации, сказал он мне, эту проблему, как я теперь убедился, мы решили правильно. У Джимми Картера были свои недостатки, но его достижения не получили должной оценки.
Когда наступило время голосования, мы уже имели в конгрессе довольно много сторонников. Но решающей оказалась поддержка 0'Нила. Во время голосования он выступал не в качестве спикера палаты представителей, а как конгрессмен, представляющий в палате штат Массачусетс. В пылкой речи в защиту гарантированных займов он напомнил последствия Великой депрессии для жителей Бостона, где люди, оказавшиеся безработными, вынуждены были вымаливать работу по уборке снега. Я всегда изо всех сил бился за то, чтобы спасти хотя бы сотню рабочих мест, говорил он своим коллегам. Не кажется ли вам нелепостью то, что мы с вами здесь сидим и спорим но этой проблеме, когда полмиллиона семей с нетерпением ждут, какой мы им вынесем приговор?
0'Нил использовал чисто эмоциональные приемы, чтобы воздействовать па своих коллег в палате представителей. Во всем этом эпизоде он оказался нашим вожаком. Иметь на своей стороне спикера палаты уже означает получить значительное преимущество. С соотношением голосов 2 к 1 (271 против 136) палата представителей решила помочь корпорации Крайслер снова стать на ноги.
Разрыв в соотношении голосов в сенате оказался меньшим (53 против 44), но в таких ситуациях это обычное явление. Закон был принят как раз накануне Рождества, и многие американские семьи имели все основания радостно его отпраздновать. Я был измучен до предела и в то же время испытывал чувство облегчения, однако не был настроен слишком оптимистически. С тех пор как я пришел в фирму Крайслер, мне слишком часто уже виделся свет в конце тоннеля. И слишком часто оказывалось, что еще один поезд движется мне навстречу. Я знал, что придется заполнить много пустых мест в этой головоломке, прежде чем мы получим хоть один пенс из займов, гарантированных государством.
Закон предписывал произвести такую перестройку финансов компании Крайслер, которая, но мнению министра финансов Дж. Уильяма Миллера, должна была представлять собой сложнейшую в истории американского бизнеса финансовую операцию. От одной мысли о ней меня бросало в дрожь.
Закон учреждал Совет по гарантированным займам с задачей в течение ближайших двух лет предоставить нам гарантии по займам па общую сумму до полутора миллиардов долларов, которые подлежали погашению к концу 1990 года. Но это решение сопровождалось рядом следующих требований:
Нашим нынешним кредиторам предлагалось предоставить нам 400 миллионов долларов в виде новых займов и отсрочить погашение существующих займов на сумму 100 миллионов долларов.
Иностранным кредиторам предлагалось предоставить нам дополнительный заем на сумму 150 миллионов долларов.
Корпорации надлежало дополнительно мобилизовать 300 миллионов долларов посредством продажи наших активов.
Поставщики должны были предоставить нам по меньшей мере 180 миллионов долларов, в том числе 100 мил- лионов в форме приобретения наших акций.
Штаты и местные органы власти, на территории которых размещены заводы фирмы Крайслер, должны предоставить нам 250 миллионов долларов.
Самой корпорации надлежит выпустить на рынок новые акции на сумму 50 миллионов долларов.
Сокращение различных форм выплат членам профсоюза должно дать экономию в размере 462,2 миллиона долларов.
Сокращение или замораживание заработной платы не членам профсоюза должно обеспечить экономию в сумме 125 миллионов долларов.
Кроме того и очень мало кто это понял правительство фактически принимало под залог все активы корпорации Крайслер. Все, чем мы владели, автомобили, недвижимость, заводы, оборудование и так далее все это но бухгалтерским книгам оценивалось в 6 миллиардов долларов.
Правительственные эксперты определили ликвидационную стоимость наших активов в 2,6 миллиарда долларов. В случае, если события стали бы развиваться по худшему сценарию, правительство располагало преимущественным правом взыскать с корпорации причитающиеся ему долги. Если бы мы потерпели крах, оно возместило бы себе 1,2 миллиарда долларов предоставленных займов, прежде чем любые другие кредиторы могли бы предъявить свои претензии.
Даже если оценка в 2,5 миллиарда долларов была завышенной и даже если подлинная стоимость наших активов оказалась бы вдвое меньше, правительство все равно сохраняло гарантию от потерь. Если бы мы не смогли расплатиться по полученным займам, совет по гарантированным займам вполне мог бы ликвидировать наши активы и вернуть себе все сполна. Иными словами, правительство не брало на себя никакого риска вообще!
Несколько недель спустя после принятия закона о гарантированных займах к власти пришли республиканцы. Их позиция заключалась в следующем: Это картеровская программа. Мы будем соблюдать букву закона, но за пределы этого не выйдем ни на шаг. Принятое решение противоречит нашим идеологическим принципам. Если Крайслер в результате сумеет преодолеть свои трудности, это бросит тень на паши принципы. Мы бы не хотели, чтобы у других компаний рождались всякие экстравагантные идеи.
Наше счастье, что когда пришлось ставить вопрос о спасении корпорации, мы имели возможность обратиться к администрации демократов, которая ставит интересы людей выше идеологических принципов. Демократы всегда так действуют. Они думают о рабочих, они думают о людях, они думают о рабочих местах. Между тем у республиканцев на уме инвестиционные теории, согласно которым экономическое благополучие нисходит сверху вниз.
Понимая, что придерживаюсь стереотипов, я первый готов признать, что когда дела шли хорошо, когда я зарабатывал большие деньги, то всегда был на стороне республиканцев. Но я, с тех пор как пришел в корпорацию Крайслер, склонился в пользу демократов. В конце концов, я выступаю за партию здравого смысла, и, когда наступает решающий час, такой партией обычно оказывается демократическая.
У меня нет никаких сомнений в том, что если бы в 1979 году у власти находилась республиканская администрация, корпорация Крайслер не смогла бы подняться на ноги.
Республиканцы даже не стали бы смотреть в нашу сторону. Компания обанкротилась бы, и сегодня республиканцы писали бы книги о том, как они защитили систему свободного предпринимательства. Дело не только в одном Рейгане.
Большинство республиканцев высказалось бы в таком духе: Займы, гарантированные федеральным правительством? Вы, видно, спятили. Республиканцы просто не в состоянии думать по-иному.
Если бы кризис компании Крайслер возник три года спустя, когда Форд и Дженерал Моторс также оказались в большой беде, а Интернэшнл харвестер была на грани разорения, даже демократы не могли бы ничем помочь. Они беспомощно наблюдали бы за тем, как вслед за ними выстроились еще полсотни других компаний, поскольку системой разрешения такой проблемы они не располагают.
Поэтому, быть может, и к лучшему, что компания Крайслер попала в беду несколько раньше, чем это могло случиться, имей она более сильное руководство. Если бы наш кризис совпал по времени с кризисом компаний Бранифф и Пан-Америкэн, в Вашингтоне сказали бы:
Извините, ребята. Очередь слишком велика.
Убежден, что все эти компании также рассматривали возможность обращения за помощью к правительству. В конце концов, ведь не сумасшедшие же они. Но им был заблаговременно подан сигнал. Что произошло бы, если бы они пришли с такой же просьбой, как и Крайслер? Ответом было бы: Забудьте это.
Я пишу эти строки по прошествии четырех лет после принятия закона о гарантированных займах. За этот период мы обеспечивали заработок сотням тысяч людей, избавив их от необходимости жить на пособия. В виде налогов мы выплатили сотни миллионов долларов. Мы сохранили конкуренцию в автобизнесе.
Мы погасили займы за семь лет до установленного срока. Мы уплатили крупные комиссионные совету по гарантированным займам. А правительство получило неожиданные доходы от продажи наших гарантированных обязательств.
Учитывая все это, позволительно поставить философский вопрос: нарушили ли мы, обратившись за помощью к конгрессу, дух свободного предпринимательства? Или иначе: содействовал ли наш последовавший за этим успех сохранению системы свободного предпринимательства в нашей стране?
Не думаю, чтобы могли возникнуть какие-либо сомнения относительно ответа на эти вопросы. Даже некоторые люди, выступавшие в 1979 году против нас, теперь признают, что предоставление корпорации Крайслер гарантий по займам оказалось хорошей идеей,
Конечно, все еще существуют твердолобые вроде Уолл-стрит джорнэл и Гэри Харта. Но какого черта! Ведь невозможно их всех переделать.